Семейный очаг избавляет нас от огромного количества работы, не оставляя времени на нее.
Никто не предупреждает, как трудно растить дочерей. Надеешься, что все будет прекрасно, как в книжке, а они только и знают, что грызутся между собой.
Семейный очаг избавляет нас от огромного количества работы, не оставляя времени на нее.
Никто не предупреждает, как трудно растить дочерей. Надеешься, что все будет прекрасно, как в книжке, а они только и знают, что грызутся между собой.
И ты теперь – как Колобок: «И от бабушки ушёл, и от дедушки ушёл…»
Почему-то, только когда тебя хочет съесть Лиса, ты понимаешь, что самое главное в жизни – это семья.
— Здраствуй, братец.
— Чего тебе надо, Рэйвен?
— Разве я не могу повидаться со своей семьёй просто так?
— Кто угодно — да, ты — нет. Что-то возразишь в ответ? Или же спустишь всё на тормоза?
— Она [реликвия] у неё [Сейлем]?
— Ты ведь в курсе, что твоя дочь осталась без руки?
— Это не...
— Риторический вопрос. Я понял, что ты знаешь это. Как же это убого — создать семью, чтобы потом делать вид, будто они для тебя не существуют.
— Я спасла её.
— Однажды. Такое у тебя правило, не так ли? Ни дать, ни взять — «Мать года».
— Я тебя предупреждала, что Бикон падёт — и он пал. Я говорила, что Озпин облажается — и где он теперь? А теперь ты мне скажи: Сейлем заполучила её?
— А я-то думал, что эти вещи тебе до лампочки.
— Я лишь хочу знать, против чего мы теперь сражаемся.
— Какие ещё «мы», сестрёнка?
В том-то и заключается главная сложность жизни в семье. Вскрытие трупа прошедшего дня. А что ты делала в половине четвертого, если ланч закончился в половине третьего, а сеанс в кино начался только в пять?
Дружба — чувство не такое простое. Она иногда бывает долгой, добиться ее трудно, но, уж если ты связал себя узами дружбы, попробуй-ка освободиться от них — не удастся, надо терпеть. И главное, не воображайте, что ваши друзья станут звонить вам по телефону каждый вечер (как бы это им следовало делать), чтобы узнать, не собираетесь ли вы покончить с собой или хотя бы не нуждаетесь ли вы в компании, не хочется ли вам пойти куда-нибудь. Нет, успокойтесь, если они позвонят, то именно в тот вечер, когда вы не одни и когда жизнь улыбается вам. А на самоубийство они скорее уж сами толкнут вас, полагая, что это ваш долг перед собою. Да хранит вас небо от слишком высокого мнения друзей о вашей особе! Что касается тех, кто обязан нас любить — я имею в виду родных и соратников (каково выражение!), — тут совсем другая песня. Они-то знают, что вам сказать: именно те слова, которые убивают; они с таким видом набирают номер телефона, как будто целятся в вас из ружья. И стреляют они метко. Ах, эти снайперы!
Жест вышел патетичным, как у плохой актрисы. Искренность, помноженная на неумение выражать свои чувства. Прибавьте давно разошедшиеся дороги матери и дочери – вот вам и мелодрама на пустом месте.
— Может, дочери…
— Нет, уверен, у меня будет сын. Фамилия Котовых точно останется. Мы так, считай, с дедушкой договорились. Но мой сын все равно будет американцем, понимаешь?
— Ты, главное, русскому его учи с рождения.
— Это само собой, я о другом… Ему надо знать, откуда он. Он не должен считать, что он только американец. В смысле… не знаю, как это выразить…
— …в смысле процесса. На земле появился и живет человек. Кто он? Почему он такой, почему родился в Нью-Йорке, а, скажем, не в Африке. Или не в России. Хотя мог родиться и в России, если речь о твоем сыне. Но не родился. А почему? Я понимаю, что ты имеешь в виду. Он не сможет в полной мере понять себя и свое место в мире, если будет только американцем. У него должно быть ощущение, что он часть и другой страны, хоть родился вне ее.
— Именно! Чтобы не стать частью стада.
В воспитании детей прежде всего нужно воспитать самих себя. Очевидно, что тепло семейного бытия, конечно, воспитывает куда больше, чем любые слова. И наоборот, нужными словами родители достигают отрицательного эффекта.