Голодные игры: Сойка-пересмешница. Часть II (The Hunger Games: Mockingjay - Part II)

– Есть у меня причины не убивать тебя?

– Нет. В этом-то и проблема, да? Мы взорвали вашу шахту – вы сожгли мой дистрикт дотла. У нас все причины убить друг друга. Хочешь меня убить – стреляй. Давай, порадуй Сноу. Мне уже надоело уничтожать его рабов.

– Я ему не раб.

– А я да. Поэтому я убила Катона. Он убил Цепа. А Цеп убил Мирту. Смерть так и идёт по кругу. А кто в выигрыше? Только Сноу. А мне надоело быть пешкой в его игре. Дистрикт двенадцать, дистрикт два – нам незачем воевать, войну нам навязал Капитолий. Зачем нам быть врагами? Мы соседи. Мы семья.

0.00

Другие цитаты по теме

How could we not talk about family when family's all that we got?

Everything I went through you were standing by my side

And now you gon' be with me for the last ride...

А я считаю, что нечего было с самого начала и улыбаться. Надо было сказать: «Вы хотите быть врагами — тогда бойтесь!» Вот теперь бойтесь, потому что вы в НАТО, и вот теперь... мы были хорошими соседями, не очень удобными, очень большими, с трудной историей, а вот теперь, поскольку вы в НАТО — вы боитесь, потому что вы являетесь наконечником копья, который в любой момент может быть сломан, если вдруг будет кризис.

Если из жизни уходит твой враг, чувствуешь не радость, а пустоту.

Из тысячи врагов я выберу того,

С кем война уложится в короткий разговор.

Из тысячи мужчин я верю только отцу,

Надеюсь, он в меня верит тоже.

Из тысячи смертей я выберу одну,

Но этот выбор я хотел бы сделать... позже...

Знаете, нет необходимости преодолевать миллионы световых лет и сокрушать смертоносного межгалактического врага, чтобы понять, что самая лучшая история может приключиться с тобой здесь, на родной планете, когда рядом твой брат и твоя семья.

— Это война, Китнисс. Здесь ничего личного. Кто-кто, а уж ты-то должна знать.

— Уж я-то знаю! Убийство — это всегда личное.

— Не говори о бабушке. Я не хочу о ней говорить. Не могу.

— Почему?

— Потому что… потому что я ничего не хочу чувствовать.

— Но мы должны о ней говорить. Мы не можем перестать её помнить или любить, лишь потому что это больно. Она никогда не переставала нас любить.

– Вы, значит, будете давать нам советы? – говорю я Хеймитчу.

– Даю прямо сейчас: останься живой, – отвечает Хеймитч и дико хохочет.

Я бросаю взгляд на Пита, прежде чем вспоминаю, что решила не иметь с ним никаких дел. С удивлением замечаю в его глазах жесткость.

– Очень смешно, – говорит он без обычного добродушия и внезапно выбивает из руки Хеймитча стакан. Тот разлетается на осколки и его содержимое течет по проходу, как кровь. – Только не для нас.