— Лиа, я же просил не курить марихуану в моей спальне.
— Чертоги разума, братец. Шерлом Холмс шмалил только так.
— Во-первых, он колол кокаин, во-вторых, он персонаж!
— Лиа, я же просил не курить марихуану в моей спальне.
— Чертоги разума, братец. Шерлом Холмс шмалил только так.
— Во-первых, он колол кокаин, во-вторых, он персонаж!
Слушай ты, шизик пустынный, ты, судя по всему, в своей жизни мало женщин повидал, поэтому не знаешь, как климакс притупляет инстинкт самосохранения. Я тебе такой ***ец устрою, что твой шариат тебе покажется летними, мать его, каникулами!
— Проходите, я как раз собирался завтракать.
— Анчоусы и красное вино?
— Да, зря взял красное к рыбе.
— А может, зря взял вино на завтрак?
— Я в отпуске.
— Ты его хорошо знаешь?
— Он мой отец.
— Ладно, вы с ним каждый день разговаривали?.. Раз в неделю?.. В месяц?..
— С ним непросто говорить.
— Значит, вы не общаетесь.
— Мы англичане.
— А, ну да. Я понимаю, родня может быть занозой в заднице. Мои меня с ума сводят, но я не говорила с ними вот уже пару дней и меня это убивает.
— На такой машине только в цирке ездить.
— Она дружелюбна к окружающей среде.
— Зато окружающие к ней нет.
На свадьбе Данте пела Дженнифер Лопез, Шон Пенн говорил речь, а сейчас мы себе можем позволить только этих дебилов. Передай этим музыкантам, если еще раз на похоронах моего сына услышу репертуар Кэти Перри, то их похороны станут следующими.
— Искусство — говно.
— Если говно, почему у вас татуировка с «Пьетом» Микеланджело? Этой сцены «Мария держит Христа» в Библии нет. Эту сцену родило воображение, чей-то сorazon. Один человек семьсот лет назад узнал про распятие Христа и подумал: «А где его мать? Где Мария? Что чувствует она?». Если Мария встанет, она будет под три метра ростом, фигуры не пропорциональные. Мария такая большая, потому что ее сын снова стал маленьким, вот о чем она думает: «Это мое дитя». Это образ не смерти, а жертвоприношения. Такой сильной любви к кому-то или чему-то, что даже не смотря на боль от потери, ты готов снова потерять этого человека, ведь ты знаешь, что вся эта боль не зря. Все любят, все страдают — этим искусство и ценно. Тем, что нужно всем.
— Соседи начнут сплетничать!
— Отлично, а потом они научатся рисовать картинки на стенах пещеры и цивилизация продвинется вперед.
— Я хочу искупаться. Можно?
— Давай.
— Отвернитесь, пожалуйста!
— Ну ладно, я не брезгливый.
— Вас на эротику потянуло?
— Да видел я тебя — нет там никакой эротики... Давай ныряй, скромница.