Мне дедушкины помнятся устои,
Что на земле и словом и трудом
Нам жить дано...
Пусть знание простое,
Но этим и держался русский дом.
Косу в руки иль мотыгу?
Для начала дай-ка тыкву
Подпою слегка.
А меж грядок ходят люди
И казнят уж с видом судей
Мерзкого жука.
У моря и озер, в лесах моих сосновых,
Мне жить и радостно, и бодро, и легко,
Не знать политики, не видеть танцев новых
И пить, взамен вина, парное молоко.
Как сердцу мил
Родной деревни говор!
На станцию хожу лишь для того,
Чтобы в толпе
Его услышать.
Не отпускает стих и держит крепко
На грани бытия и забытья:
То голосом незнаемого предка,
То шорохом осеннего жнивья,
То детскою игрушкой, то вселенской
Какой-то мыслью, то, огонь храня,
У речки в глухомани деревенской
Вдруг высветит мальчишкою меня.
Не стоит опускаться до уровня деревенских дебилов, месящих друг друга кулаками из за девки возле полурассыпавшегося сельского клуба…
— Видно, что ты росла в деревне, — неожиданно прошептал Счастливчик.
На мой недоуменный взгляд он пояснил:
— Для тебя слишком значимо общественное мнение.
А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша, или видел осенью перелётных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю.
Деревня, видите ли!... Да там один воздух чего стоит! Утром окно откроешь — как, скажи, обмоет тебя всего. Хоть пей его — до того свежий да запашистый, травами разными пахнет, цветами разными...
Снова иду по земле
Родной деревни моей.
Сами собою
Стали ноги мои легки.
Стало тяжелым сердце.
Cлайд с цитатой