Вот Надька говорит, что людей любит... А она не людей любит, а себя! Ей так удобнее, выгодней — смотри, какая я хорошая, а какие вы все подонки...
Надя:
— Злая я становлюсь.
Костя (обнимает её):
— Ты — злая?
Надя:
— Ну, не злая... Ещё нет. Пока что нет. Но чувствую — всё к тому идёт. И ещё плохо, конечно, что я баба. Злых мужиков, если по делу, — уважают... Боятся... А злая баба и есть злая баба. И всё... Что-нибудь, думают, личное у неё не сложилось — вот и глядит на всех, как сыч.
... когда мне говорят — народ, я этого не понимаю. — Надя пошла по бетонке. — Слово какое — народ! А это всё не так... Это только сволочи могут за именем этим прятаться! Народ — это ты, Лиза, понимаешь? Население. Вот так.
Всем угодила! Да пойми же ты, не могу я всем нравиться! Не должна! Так и быть не может!
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
I thought about leaving for some new place,
Somewhere where I, I don't have to see your face,
'Cause seeing your face only brings me out in tears,
Thinking of the love I've wasted all through the years.
Всего страшней для человека
стоять с поникшей головой
и ждать автобуса и века
на опустевшей мостовой.
... Итак, дамы и господа, вот мы с вами уже гуляем по кладбищу, как вы видите. Смотрим на молчаливые надгробья, и на каждом по две даты — родился, умер, а между ними маленькая черточка. Меня лично выводит из себя именно эта черточка. Получается, что все самые яркие события жизни, все богатства мысли и воображения человека, все муки, труд, борьба, озарение и вдохновение человека спрессовывается в итоге в это маленькое, плоское и ничего никому не говорящие тире. Ну, как такое может быть?
Cлайд с цитатой