К убийствам привыкаешь. Никто не утверждает, будто убийство — единственное, к чему привыкаешь. Это было бы наверное и даже глупо. Привыкаешь чистить зубы. Принимать ванну. Изменять. Ходить в кино. Даже жить, если человек согласен на унылую жизнь. Но к убийству привыкаешь основательно.
Для поведения в жизни привычки важнее, чем правила, ибо привычка — живое правило, ставшее инстинктом и плотью. Жизнь — не более как ткань из привычек.
... — прямо этюд в багровых тонах, а? Почему бы не воспользоваться языком художников? Убийство красной нитью вплетено в бесцветный клубок жизни, и наш долг — распутать этот клубок и вытащить из него красную нить, обнажая ее дюйм за дюймом.
Каждый из нас лишь на краткий миг получает в дар яркую искру сознания посреди жуткой тьмы вечности, и каждый должен распорядиться этим мигом сам. Это означает, что необходимо глубоко и свято чтить жизнь любого существа и что самым тяжким преступлением является уничтожение любой жизни.
Самая пагубная привычка почти каждого человека – это захламление своей жизни ненужными вещами, мыслями, действиями и отношениями.
С каждой отнятой жизнью мы становимся меньше. Вот чего многие просто не понимают. Да, надо прекращать насилие и убийства, но если прибегать для этого к насилию и убийствам, вы только ухудшаете положение.
Следовательно, руководителем в жизни является не разум, а привычка. Лишь она понуждает ум во всех случаях предполагать, что будущее соответствует прошлому. Каким бы легким ни казался этот шаг, разум никогда в течение целой вечности не был бы в состоянии его совершить.
Наше движение научило меня, что есть вещи, за которые можно умереть — но нет ничего, за что можно убивать! Ничего!
Эпилог.
Я смог остановить свои непрерывные попытки свести счёты с жизнью. Однако ценой того, что я остался жив, стала смерть двоих полицейских. Я убил их, застрелил обоих. Этого не должно было случиться. Доктора подтвердили, что я находился в состоянии психоза, и значит, наказание, которое мне назначат, не будет слишком тяжелым.
Я должен буду провести остаток своей жизни в лечебнице для душевнобольных, где медсёстры и доктора смогут заботиться обо мне. Они разрешили мне дописать эту книгу, — и это мне очень помогло. Я написал себе персональный хэппи-энд. Теперь я чувствую себя лучше, я почти примирился с собой, и хотя я по-прежнему прикован к креслу-каталке, сейчас я готов принять это. Я конечно, никогда не прощу себе убийства двух полицейских, но вокруг меня столько людей, готовых оказать мне поддержку, что, я думаю, всё будет в порядке. Доктор Пурнелл наставляет меня и наблюдает за моим прогрессом. Мне повезло с ним.
Софи навещает меня время от времени, когда доктора позволяют ей. Они всё ещё считают её визиты слишком «дестабилизирующими» для меня и мешающими моему прогрессу. Каждый раз я прошу у неё прощения за то, что сделал её жизнь такой несчастной. Она только слабо улыбается в ответ и просит не болтать ерунды, но я вижу боль в её глазах каждый раз, когда она смотрит на меня. Она нашла себе нового друга, готового быть рядом с ней и заботиться о ней. Я рад за неё, хотя и скучаю по тем временам, когда мы были рядом, зная, что их уже не вернуть.
Думаю, что это хороший момент, чтобы закончить эту книгу. Она изменила мою жизнь навсегда.
Конец.
Cлайд с цитатой