Пустыня в лунном свете, и ничего, ничего вокруг! Что он тут охраняет на этом посту? Разве что звезды. Разве что луну...
— У вас под началом звезды, сержант?
Пустыня в лунном свете, и ничего, ничего вокруг! Что он тут охраняет на этом посту? Разве что звезды. Разве что луну...
— У вас под началом звезды, сержант?
Чтобы жить, надо опираться на долговечные реальности.
Эта толпа была живым телом, она питала тебя, вызывая то слезы, то смех, а теперь она подобна призракам давно вымерших народов.
Странствовать – это прежде всего менять тело.
Я — трещина в броне, я — лазейка в темнице. Я — ошибка в расчете: я — жизнь.
На свете нет ничего более хрупкого, чем надежда.
Паутинка моей дружбы больше тебя не держала: нерадивый пастух, я, должно быть, заснул.
Эти слёзы – от внезапно переполнившегося сердца, они драгоценнее алмазов и тот, кто выпьет их, станет бессмертным.
Если я найду здесь формулу. которая выразит мои мысли, которая будет мне близка, она станет для меня истиной.
А главное — это отрешенность. Он бы обрадовался ее жадности к вещам. Ее слезам из-за вещей, ее пристрастию к ним; он был бы счастлив, если бы она была требовательна, как голодный ребенок. Тогда, несмотря на всю свою нищету, он сумел бы утолить ее голод. Но он стоял на коленях с пустыми руками перед ребенком, который ничего не просил.