Я — трещина в броне, я — лазейка в темнице. Я — ошибка в расчете: я — жизнь.
Эти слёзы – от внезапно переполнившегося сердца, они драгоценнее алмазов и тот, кто выпьет их, станет бессмертным.
Я — трещина в броне, я — лазейка в темнице. Я — ошибка в расчете: я — жизнь.
Эти слёзы – от внезапно переполнившегося сердца, они драгоценнее алмазов и тот, кто выпьет их, станет бессмертным.
Если я найду здесь формулу. которая выразит мои мысли, которая будет мне близка, она станет для меня истиной.
Паутинка моей дружбы больше тебя не держала: нерадивый пастух, я, должно быть, заснул.
Пустыня в лунном свете, и ничего, ничего вокруг! Что он тут охраняет на этом посту? Разве что звезды. Разве что луну...
— У вас под началом звезды, сержант?
Эта толпа была живым телом, она питала тебя, вызывая то слезы, то смех, а теперь она подобна призракам давно вымерших народов.
Не в том дело, чтобы проливать слезы над вечно незаживающей язвой. Те, кто ею поражен, её не чувствуют. Язва поразила не отдельного человека, она разъедает человечество. И не верю я в жалость. Меня мучит забота садовника. Меня мучит не вид нищеты, — в конце концов люди свыкаются с нищетой, как свыкаются с бездельем. На Востоке многие поколения живут в грязи и отнюдь не чувствуют себя несчастными. Того, что меня мучит, не излечить бесплатным супом для бедняков. Мучительно не уродство этой бесформенной, измятой человеческой глины. Но в каждом из этих людей, быть может, убит Моцарт.