А главное — это отрешенность. Он бы обрадовался ее жадности к вещам. Ее слезам из-за вещей, ее пристрастию к ним; он был бы счастлив, если бы она была требовательна, как голодный ребенок. Тогда, несмотря на всю свою нищету, он сумел бы утолить ее голод. Но он стоял на коленях с пустыми руками перед ребенком, который ничего не просил.
Если я найду здесь формулу. которая выразит мои мысли, которая будет мне близка, она станет для меня истиной.
Паутинка моей дружбы больше тебя не держала: нерадивый пастух, я, должно быть, заснул.
Я — трещина в броне, я — лазейка в темнице. Я — ошибка в расчете: я — жизнь.
На свете нет ничего более хрупкого, чем надежда.
Пустыня в лунном свете, и ничего, ничего вокруг! Что он тут охраняет на этом посту? Разве что звезды. Разве что луну...
— У вас под началом звезды, сержант?
Эта толпа была живым телом, она питала тебя, вызывая то слезы, то смех, а теперь она подобна призракам давно вымерших народов.
Странствовать – это прежде всего менять тело.
Чтобы жить, надо опираться на долговечные реальности.
Наш мир состоит из множества не пригнанных друг к другу шестеренок. И дело здесь не в механизмах, а в Часовщике. Не хватает Часовщика.
… в людях осталось лишь то, что годится для схемы. Слова искажают, чтобы вместить, упрощают, чтобы передать, и убивают, чтобы понять, — твоих людей перестала питать жизнь.
Cлайд с цитатой