Ведь у палача тоже есть память и душа, какой он там ни будь палач, а может быть, как раз от того, что он палач.
Иногда достойнее почтить память мертвых, подавив, или вернее, скрыв свое горе.
Ведь у палача тоже есть память и душа, какой он там ни будь палач, а может быть, как раз от того, что он палач.
— Когда соскучитесь по мне, можете завести граммофон, — по крайней мере без риска оскорбить чьи-нибудь чувства.
— В граммофоне я не услышу вашей души. Оставьте мне вашу душу, а лицо и голос можете взять с собой. Они — не вы.
И наши души — коридорами для пришлой боли всех людей. Мы плачем полночью за шторами, мы память людных площадей времен тоски, времен отчаянья, не достучавшейся весны, времен утробного молчания всей изувеченной страны.
Побывать при дворе, не повидав Маргариты Валуа, — значит не увидать ни Франции, ни французского двора.
Это правда, — согласился Д’Артаньян, — на мне нет одежды мушкетера, но душой я мушкетер. Сердце мое — сердце мушкетера. Я чувствую это и действую как мушкетер.