Читая жизнеописание Тезея, я поразился рассказу об огромном камне, под которым юный герой должен был найти знамения своей судьбы, как только станет достаточно взрослым, чтобы поднять такую тяжесть. Эта легенда умерила моё страстное желание проникнуть в усыпальницу, внушив мне, что время ещё не пришло. Позже, сказал я себе, став сильнее и хитроумнее, я без труда открою тяжёлую, запертую на цепь дверь, а пока надо покориться велению Судьбы.
Прежняя замкнутость легко сменилась разговорчивостью, мне стало доступно и лёгкое изящество речи Честерфилда, и нечестивый цинизм Рочестера.
Как уже было сказано, я пребывал вдали от реального мира, но это не значит, что я существовал один. Так жить никому не под силу, и лишённый сообщества живых неизбежно находит себе компанию из не живущих более или из предметов неодушевлённых.
Чем позже выйдет книга, тем больше люди будут ждать её появления.
Часто люди, которые когда-то мечтали попасть в книгу, потом попадали в газеты.
Стоял июль — время, когда алхимия лета преображает лес в сливающуюся воедино яркую массу зелени, когда кружится голова от запахов пульсирующего моря влажной листвы и неопределимых ароматов земли и плодов, когда перестаёшь видеть мир в истинном свете, время и пространство становятся пустыми словами, а эхо давно минувших времён настойчиво звучит в очарованном сознании.
Я могу подождать читателя сто лет, если Господь ждал зрителя пять тысяч.
Время за чтением интересной книги проходит так же быстро, как время, проведенное с любимой женщиной.
— Писатель тоже имеет право на хандру, — сказал я.
— Если пишет детские книги — то не имеет! — сурово ответила Светлана. — Детские книги должны быть добрыми. А иначе — это как тракторист, который криво вспашет поле и скажет: «Да у меня хандра, мне было интереснее ездить кругами». Или врач, который пропишет больному слабительного со снотворным и объяснит: «Настроение плохое, решил развлечься».
А из чего, в сущности, состоит наша литература? Из шедевров? Отнюдь нет. Если за одно-два столетия и появляется какая-нибудь оригинальная книга, остальные писатели ей подражают, то есть переписывают ее, и в свет выходят сотни тысяч новых книг, с более или менее различными названиями, в которых говорится о том же самом с помощью более или менее измененных комбинаций фраз.
Я не знаю, может ли музыка наскучить музыке, а мрамор устать от мрамора. Но литература — это искусство, которое может напророчить собственную немоту, выместить злобу на самой добродетели, возлюбить свою кончину и достойно проводить свои останки в последний путь
Cлайд с цитатой