Читая жизнеописание Тезея, я поразился рассказу об огромном камне, под которым юный герой должен был найти знамения своей судьбы, как только станет достаточно взрослым, чтобы поднять такую тяжесть. Эта легенда умерила моё страстное желание проникнуть в усыпальницу, внушив мне, что время ещё не пришло. Позже, сказал я себе, став сильнее и хитроумнее, я без труда открою тяжёлую, запертую на цепь дверь, а пока надо покориться велению Судьбы.
Прежняя замкнутость легко сменилась разговорчивостью, мне стало доступно и лёгкое изящество речи Честерфилда, и нечестивый цинизм Рочестера.
Как уже было сказано, я пребывал вдали от реального мира, но это не значит, что я существовал один. Так жить никому не под силу, и лишённый сообщества живых неизбежно находит себе компанию из не живущих более или из предметов неодушевлённых.
Стоял июль — время, когда алхимия лета преображает лес в сливающуюся воедино яркую массу зелени, когда кружится голова от запахов пульсирующего моря влажной листвы и неопределимых ароматов земли и плодов, когда перестаёшь видеть мир в истинном свете, время и пространство становятся пустыми словами, а эхо давно минувших времён настойчиво звучит в очарованном сознании.
Время за чтением интересной книги проходит так же быстро, как время, проведенное с любимой женщиной.
Деление живой литературы на жанры вообще достаточно условно. Жанры перерастают один в другой, не спрашивая разрешения критиков и историков литературы. Схемы вообще хороши лишь применительно к посредственности. Писатель покрупнее непременно выйдет за их рамки.
Всё вокруг виделось мне через призму быстротечности, обречённости и упадка – как если бы сама современность крошилась и рушилась, точно завладевшие моей душой холмы.
Cлайд с цитатой