— Какой сегодня день недели, Ньюберри?
— Хреново и холодно, вот какой день недели.
— Какой сегодня день недели, Ньюберри?
— Хреново и холодно, вот какой день недели.
— Сэр, я только исполняла ваш приказ обращаться к вам в случае ЧП.
— Ну, хорошо, лейтенант. Мне нужны фамилии. И конкретные жалобы.
— Сэр. Я могу говорить откровенно? Вы, сэр. И началось это, как только я здесь появилась.
— В самом деле?
— Двойные стандарты: раздельное проживание, специальное отношение. Вы сразу бросились предлагать мне стул, когда мы впервые встретились.
— Потому что я воспитанный человек. А ты жалуешься.
— А мне не нужна воспитанность, сэр. Как я могу общаться с этими ребятами, если меня сразу же делают аутсайдером? Для меня делаются исключения. Так я никогда не стану для них своей. Тогда уж лучше сразу обязали меня ходить по базе в розовой юбочке.
— Обыкновенная женщина — 25 процентов жира. Двадцать пять. То есть целая четверть. Прикинь, парень.
— Ну, если она сама будет носить эту тяжесть — я не против.
Не браните погоду — если бы она не менялась, девять человек из десяти не смогли бы начать ни одного разговора.
Джордан, это пилотный проект. Но если дело выгорит и вы сумеете пройти этот путь до конца, это может повлиять на официальную политику по отношению к военнослужащим женщинам. Или точнее, на отсутствие таковой.
Резкий ветер задул июль, как свечу, и над землей повисло свинцовое августовское небо. Бесконечно хлестал мелкий колючий дождь вздуваясь при порывах ветра темной серой волной. Купальни на пляжах Борнмута обращали свои слепые деревянные лица к зелено-серому пенистому морю, а оно с яростью кидалось на береговой бетонный вал. Чайки в смятении улетали в глубь берега и потом с жалобными стонами носились по городу на своих упругих крыльях. Такая погода специально рассчитана на то, чтобы изводить людей.
— Капитан, вы всегда позволяете репортерам рыскать вокруг вашей базы в поисках жареного? Это же секретный пилотный проект!
— Сенатор, они просто стоят на шоссе и используют теле-фотоаппаратуру.