Опыт показывает, что лучшие решения как раз и рождаются из нагромождения мыслей, не слишком обоснованных догадок и даже явно неверных выводов.
Это нормально — бояться чего-то неизвестного. А кто не боится — склеивает ласты раньше, чем положено.
Опыт показывает, что лучшие решения как раз и рождаются из нагромождения мыслей, не слишком обоснованных догадок и даже явно неверных выводов.
Это нормально — бояться чего-то неизвестного. А кто не боится — склеивает ласты раньше, чем положено.
... матери, давая миру новую жизнь, подчиняют себе природу, и это дает им более глубокое понимание жизни, чем у других женщин.
Когда это произошло? Как двенадцатилетний мальчишка мог полюбить песни о разных стадиях умирания, отчуждении, холоде и всеобщем отчаянии?
Харри частенько удивлялся, почему люди, которые наживаются на нуждах и слабостях других, всегда отмечены этой тонкой блестящей пленкой пота, будто их бессовестные души покрыты лакировкой поддельного стыда.
Наверное, у всех красавиц одна слабость: стоит не ответить на их призыв, как они начинают западать на тебя больше и больше.
— Что вы можете сказать про Герта Рафто?
«Ну просто мой кармический двойник», — думал Харри, слушая, как Мюллер-Нильсон описывает Рафто: тайное пристрастие к алкоголю, тяжелый характер, одиночество, отсутствие политкорректности, моральная неустойчивость и изрядно запятнанная репутация.
Хочу, чтобы ты ела снег. Пока внутри тебя не будет сплошной лед. Пока ты не станешь самой собой. Настоящей. Той, которая ничего не будет чувствовать.
Чем старше я становлюсь, тем больше склоняюсь к мнению, что зло — это зло, независимо от диагноза злодея. Все мы в той или иной степени предрасположены к преступлению, и предрасположенность эта с нас вины не снимает. Мы ведь, силы небесные, все до единого больны и страдаем нарушениями личности. И именно наши поступки определяют, насколько мы больны. Вот говорят: «равноправие», но ведь это бессмыслица.
К тому же он пах лучше всех машин на свете: смесью запахов дермантина... и человеческого пота, которым лоснилось водителькое сиденье. Для Бёрна Холма это был не просто пот, но благородный глянец, квинтэссенция всех предыдущих владельцев: их души, кармы, всего, что они проглотили на своем веку, и вообще — того, как они жили в целом.
Ну, почему он всякий раз затевает эту детскую игру «поставь начальство на место»? Ничего, кроме мелочного удовлетворения, она не даёт.