Не целуйтесь, а то меня тошнит.
— Как это Вы ловко её опрокидываете, Виктор Викторович!
— Достигается упражнением!
Не целуйтесь, а то меня тошнит.
— А ведь наши израненные души так жаждут покоя…
— Вы, позволите узнать, стихи сочиняете?
— Я? Да, пишу…
— Так… Извините, что я вас перебил. Продолжайте…
— Я, собственно, водки не пью.
— А как же вы селёдку без водки будете есть? Абсолютно не понимаю!
— Я против поэтов ничего не имею. Не читаю я, правда, стихов.
— И никаких других книг, за исключением артиллерийского устава и первых пятнадцати страниц Римского права. На шестнадцатой — война началась, он и бросил.
— Ларион, не слушайте! Если угодно знать, «Войну и мир» читал. Вот действительно книга. До конца прочитал и с удовольствием. А почему? Потому что писал не обормот какой-нибудь, а артиллерийский офицер.
— Алеша! Пальцы на ногах поморожены!
— Пропали пальцы к чёртовой матери. Это ясно.
— Ну, что ты? Отойдут! Никол, растирай ему ноги водкой.
— Так я и позволил водкой ноги тереть!
— И ещё одна просьба, последняя. Здесь, без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский.
— Он и при тебе бывает.
— К сожалению. Видишь ли, дорогая моя, он мне не нравится.
— Чем, позволь узнать?
— Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми. И мне было бы желательно...
— Что желательно было бы тебе?
— Ну я не могу тебе сказать, что... Ты умная женщина, прекрасно воспитана и прекрасно понимаешь, как надо держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальберг.
— Хорошо, я не брошу тень на фамилию Тальберг.
— Я же не говорю тебе о том, что ты можешь мне изменить. Я прекрасно знаю, что этого быть не может.
— Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что этого не может быть?
— Елена, Елена, Елена! Я тебя не узнаю! Замужняя дама! Изменить! Пятнадцать одиннадцатого, я опаздываю.
Я вас не поведу, потому что в балагане я не участвую. Тем более, что за этот балаган заплатите своей кровью, совершенно бессмысленно, — вы, все...
... Ах, Елена Васильевна, если бы Вы только знали, ёлка напоминает мне невозвратные дни моего детства в Житомире: огни, ёлочки зеленые... Впрочем, здесь мне лучше, гораздо лучше, чем в детстве. Вот отсюда я бы никуда не ушел, так бы и сидел весь век под ёлочкой, у Ваших ног.