— Люди здесь словно не знают, что есть другой мир. Словно на Луне живут, отморозки.
— Мало ли на свете гетто?
— Да всё сплошное гетто. Трущобы в открытом космосе.
— Люди здесь словно не знают, что есть другой мир. Словно на Луне живут, отморозки.
— Мало ли на свете гетто?
— Да всё сплошное гетто. Трущобы в открытом космосе.
Некоторые лингвисты-антропологи считают, что религия – это языковой вирус, который переписывает нервные окончания в мозгу, притупляет критическое мышление.
Как-то мне сказали, что время — это плоский круг. Всё, что мы сделали или сделаем, будет повторяться снова и снова по кругу. Этот парнишка и эта девочка будут оказываться в этой комнате без конца. Снова и снова. По кругу.
Что можно сказать о жизни, когда люди собираются выслушивать небылицы, идущие вразрез со всеми законами Вселенной, чтобы просто спокойно прожить день?
— Ты никогда не любил, когда тебя судят.
— Да, особенно, когда судишь ты!
— Я слова тебе не говорил.
— У тебя на лице всё было написано.
— Ну, ты сам тогда виноват, не я.
— Знаешь как трудно проникнуться к человеку, который только и знает, что отталкивать?
— Я никогда не указывал, как тебе жить, Марти.
— Ага, просто молча сидел и ху*ню про меня думал!
Да, я всегда делал записи. Никогда не знаешь, что пригодится. Небольшая деталь, которую все упустили, а ты такой потом — «Опа!», и закрыл дело.
Все мы угодили в, как я его называю, «капкан жизни». Мы на генном уровне уверены, что все может измениться. Что, если уехать в другой город, ты встретишь людей, которые станут тебе друзьями, ты влюбишься и жизнь обретет смысл. Смысл, мать его! Катарсис, что бы это, ***ь, не значило. Пустые слова, на которых держится весь этот ***ец. Да нет никакого смысла, до самой смерти и катарсиса. Нет, нет. Ничто никогда не кончается.
– Жизни едва хватает, чтобы толком освоить хотя бы одно дело.
– Если вообще хватает.
– Да. Поэтому с профессией надо осторожно.
— Короче, завязывай ныть, страдать и кусать локти. Давай уже работать.
— Ты что такой? Твою-то мать! Какой ты сострадательный, Раст...
— Ты дурак, а не страдалец. И мы в кабаке, а не в больнице.