Блажен, в ком кровь и ум такого же состава, он не рожден под пальцами судьбы, чтоб петь, что та захочет.
Все люди на свете — избранные. Других не существует. Рано или поздно всех осудят и всех приговорят.
Блажен, в ком кровь и ум такого же состава, он не рожден под пальцами судьбы, чтоб петь, что та захочет.
Все люди на свете — избранные. Других не существует. Рано или поздно всех осудят и всех приговорят.
Я заметил, что даже те люди, которые утверждают, что все предрешено и что с этим ничего нельзя поделать, смотрят по сторонам, прежде чем переходить дорогу.
— Вот, — вымолвил, наконец, Остап, — судьба играет человеком, а человек играет на трубе.
Но втайне я стремился освободиться от людей, старающихся вплести свои нити в узор моей жизни, сделать свои судьбы частью моей судьбы. От таких связей, все накапливающихся из-за моей вялости, не так-то легко освободиться – требуются отчаянные усилия. Время от времени я дергался, раздирал сети, но лишь запутывался еще больше.
Другие люди и существа — это одно. Но спутники — это нечто другое. Речь даже не о дружбе — тут ей и не пахнет. Просто спутников выбирает сама судьба.
В молодости я требовал от людей больше, чем они могли дать: вечной дружбы, неизменной любви. Теперь я научился требовать от них меньше, чем они могут дать: просто товарищества, без фраз. А их чувства, дружба, благородные поступки сохраняют в моих глазах всю ценность чуда: чистый дар благодати.
Изменить чью-либо судьбу со стороны нельзя. Это может сделать только сам человек, сделав тот или иной выбор.
От размышлений о судьбе окружающих всего лишь шаг до ощущения причастности к этой судьбе.
И тут я увидел вереницу лиц напротив. Все они смотрели на меня, и я понял — это присяжные. Но я их не различал, они были какие-то одинаковые. Мне казалось, я вошел в трамвай, передо мною сидят в ряд пассажиры — безликие незнакомцы — и все уставились на меня и стараются подметить, над чем бы посмеяться.