Две недели он ничего не читал, и газета показалась ему шедевром классической литературы.
Разве можно что-нибудь объяснить, когда не смотришь друг другу в глаза?
Две недели он ничего не читал, и газета показалась ему шедевром классической литературы.
Разве можно что-нибудь объяснить, когда не смотришь друг другу в глаза?
Утешает только самое простое. Вода, дыхание, вечерний дождь. Только тот, кто одинок, понимает это.
Странно, как легко забывается все, кроме запахов.
Жизнь есть жизнь, она не стоит ничего и стоит бесконечно много.
Можно ревновать к самой любви, отвернувшейся от тебя, но не к её предмету.
Он жил, и этого было достаточно. Он жил в неустойчивую эпоху. К чему пытаться что-то строить, если вскоре все неминуемо рухнет? Уж лучше плыть по течению, не растрачивая сил, ведь они — единственное, что невозможно восстановить. Выстоять! Продержаться до тех пор, п ока снова не появится цель. И чем меньше истратишь сил, тем лучше — пусть они останутся про запас.
И часы эти тоже ложь — ничто не дается даром, — только отсрочка. А что не отсрочка? Разве не все на свете — только отсрочка, милосердная отсрочка, пестрое полотнище, прикрывающее далекие, черные, неумолимо приближающиеся врата?
Луна медленно поднималась над крышами домов. Грязный двор за окном стал казаться каким-то дворцом из серебра и теней. Немного фантазии — и любая кучка мусора превращается в серебряную россыпь.
Комната, чемоданы, какие-то вещи, стопка потрепанных книг — немного нужно мужчине, чтобы жить.
Он загасил сигарету и выпрямился. Довольно: кто слишком часто оглядывается назад, легко может споткнуться и упасть.