Абу-ль-Фарадж ибн Гарун (Григорий Бар-Эбрей). Книга занимательных историй

Когда Бузурджмихр был заключен в тюрьму, его друзья обратились к нему с вопросом:

— Чем ты утешаешься в своем несчастье?

Он ответил:

— Четыре изречения повторяю я сейчас. Во-первых, говорю я себе, все предопределено судьбою, и случившегося невозможно было избежать. Во-вторых, говорю я себе, если эти страдания и выше моих сил, мне остается только одно — терпеть. В-третьих, говорю я себе, можно было бы попасть в еще более страшную беду. И в-четвертых, говорю я себе, возможно, избавление уже близко, а я об этом еще не знаю.

0.00

Другие цитаты по теме

Говорят, что когда у индийцев умирает человек, его друзья вооружаются, подходят к дому покойника и обращаются к его родным с такими словами:

— Покажите нам, кто умертвил близкого вам чело века, мы убьем его.

Им отвечают:

— Его убийца незрим, победить его нельзя.

Тогда пришедшие говорят:

— Не стоит вам так сильно горевать, если власть его настолько велика, что никто из нас не в силах с ним бороться.

Так они утешают скорбящих.

Один мудрец сказал:

— Умный человек в поисках средств к жизни готов отправиться в дальние края, на все четыре стороны; глупый же ищет себе пропитание только в том месте, где отец его родил.

Богач спросил у отшельника:

— Почему на твоем лице всегда радостное выражение, как будто ты ведешь жизнь, полную удовольствий?

Аскет ответил:

— Так и должно быть. Мне подобает радоваться и ликовать, а тебе — стонать и плакать. Ведь для тебя с окончанием жизни кончаются дни наслаждений, для меня же с окончанием жизни кончаются земные страдания.

Спросили Maрдавиджа:

— Какая разница между печалью и досадой?

Он ответил:

— Когда на человека обрушивается несчастье, он сильно печалится, когда же его постигает неприятность, он только досадует.

Одного ученого спросили:

— Кого можно считать бестолковым?

— Того, кто не умеет толком ни поругать, ни похвалить, — ответил он.

Один учитель делал вид, будто он узнаёт что-то новое из ответа своего ученика. Тогда его спросили:

— Разве люди, подобные ему, могут тебя чему-нибудь научить?

Он ответил:

— Разумеется, я знаю этот вопрос лучше, чем он. Но я хочу, чтобы он испытал удовольствие обучать других, дабы возбудить в нем желание лучше учиться.

Некий киник* из Александрии обратился к властелину с просьбой подарить ему один миткаль*.

— Такой ничтожный подарок не приличествует моему званию, — ответил властелин.

— Подари мне в таком случае талант* золота! — возразил ему киник.

— Такое требование отнюдь не приличествует киникам, — ответил властелин.

Не может заниматься чужим утешением тот, кого осаждают собственные несчастья.

По большому счёту, каждый из нас должен был бы понимать сам, что жизнь все равно придется прожить со страдающим сердцем, и утешение — целостное, полное, чистое — ожидает человека, но — в жизни будущего века. Мы вроде бы понимаем это... и не понимаем одновременно.

... мы с подругами, как все женщины, любим поговорить за чашечкой кофе на городской кухне или за бокалом лимонада под яблонями в саду. И порой в этих разговорах потихоньку выплывает Истина, но вместе с нею еще и Беда. Такая, о которой не говорят. О которой принято молчать. Знаете, в чем ужас? Имя у такой Беды может быть разное, но она есть почти в каждой женской судьбе. Так или иначе. В полной семье имя этой беде – Измена, Болезнь или Равнодушие. У мам-одиночек имя беде – Отторжение со стороны общества, Осуждение и Вина, Отчаяние и Недоверие. У бездетных женщин, которые хотели бы стать матерями, имя беды – Обесценивание, Горечь, Самобичевание. У женщин, которые долго не могут выйти замуж – Возраст, Раздражение и Давление общества. И так далее… Но за всем этим в той или иной форме стоит одно — насилие. И об этом не принято говорить. Представляете, какая штука: почти КАЖДАЯ женщина с этим сталкивается, а говорить об этом почти никто не может. Хорошо, когда есть возможность принести свою Беду в кабинет психотерапевта. Но ведь не все несут… И она расползается по семье черной тучей, отравляет последующие поколения, становится болезнью целого рода.