Баба Тахер Орьян

По кладбищам бродил, и тем, что поскромнее,

И тем, где встретишь склеп иных палат пышнее.

Без савана нигде не видел бедняка

И в двух ни одного не видел богатея.

Я серый и седой, как высохший камыш,

Стенаньями души бужу ночную тишь,

А дни идут, идут печальной чередою…

Но где тебе понять? Ты безмятежно спишь.

Под тяжестью твоей, о рок, бессильно гнусь.

Кочуешь вслед за мной, впиваясь, точно гнус,

И мне исподтишка дороги переходишь.

Таков твой подлый нрав. Ты по натуре трус.

Я плачу по ночам, живу, как полутруп,

Но с близкими – и то на излиянья скуп.

Кто настежь пред людьми распахивает двери

В тайник своей души, безумен или глуп.

Тюльпаны нежат взор, увы, всего неделю,

Цветут на склонах гор, увы, всего неделю.

Иду из края в край, в отчаянье кричу:

«Любить красавиц – вздор! Они верны неделю!»

Сказал ты, что я похож на морехода –

Стремлю свою ладью во всякую погоду

По морю слез. Боюсь, однако, одного:

Пойдет ладья ко дну, и вслед уйду под воду.

По кладбищу бродил вечернего порой,

Как вдруг услышал вздох под каменной плитой,

И череп так сказал источенному праху:

«Не стоит этот мир соломинки одной!»

Идет, идет. Пришла. Благословенный миг!

В аркане черных кос заката алый блик.

Они меня влекут, они меня арканят.

О сердце, возликуй! Ведь это ночи лик!

Мне шепчет, шепчет рок, твердит неумолимо:

«Боль сердца твоего, увы, неисцелима.

Ты на земле – чужой. На душу спроса нет,

И, хоть алмазом будь, пройдет прохожий мимо.

Дохну на синеву – и купол твой сожгу!

Все семь небес дотла со всей трухой сожгу!

И не раскаюсь, нет! Я требую покоя,

А если не вернешь душе покой, сожгу!

Любовь к тебе – других за мною нет провин.

Что ж обречен блуждать и дни влачить один?

Не знаю, где искать потерянное сердце,

Но твердо знаю: в нем ты полный властелин.