Если твоё горе признано, если тебя выслушивают и гладят по голоске, то быть таким несчастным — в некотором роде духовная роскошь.
Нельзя оставаться наедине со своим горем. Всегда лучше быть с людьми и разделить печаль с ними, а не загонять внутрь.
Если твоё горе признано, если тебя выслушивают и гладят по голоске, то быть таким несчастным — в некотором роде духовная роскошь.
Нельзя оставаться наедине со своим горем. Всегда лучше быть с людьми и разделить печаль с ними, а не загонять внутрь.
И вот один из уроков, который я усвоил: нельзя давать волю жалости, потому что как только ты это себе позволишь, тебе на шею тут же усядутся десятки людей, которые проявления жалости считают слабостью.
Наверное, эта склонность к разрушению есть у большинства молодых, но худшие из них те, кто оправдывает свои поступки чьей-то философией, которой и осмыслить-то по незрелости толком не могут.
Когда мы испытываем боль, нам кажется, что даже деревья, покачиваясь от ветра, сочувствуют нам.
Великодушие бывает совершенно невыносимо для окружающих, ибо насильственно загоняет их во вспомогательные роли, играть которые отнюдь не весело.
Человек в состоянии мужественно и бесстрастно переносить серьёзные лишения и невзгоды, а что-то радостное, совсем незначительное, нередко трогает его настолько, что хочется плакать.
В жизни есть только два вида горя: не получить то, к чему стремишься, и заполучить это.