— Будем заниматься любовью всю ночь.
— А потом?
— А утром мы предадимся ещё более сладостному занятию...
— Какому же, интересно?
— Мы будем беседовать!
— Будем заниматься любовью всю ночь.
— А потом?
— А утром мы предадимся ещё более сладостному занятию...
— Какому же, интересно?
— Мы будем беседовать!
Будь легче, Баронне. Позволь своему разуму пораспутничать, как ему хочется. Засыпай с одной, просыпайся с другой — я имею в виду идеи, — покидай одну ради другой, ухаживай за всеми, не привязываясь ни к одной. Мысли — это женщины, Баронне, ими дышат, за ними бегают, от них хмелеют, а затем желание вдруг делает зигзаг, и мы отправляемся искать в другую сторону. Философия — это случайная связь, её ни в коем случае нельзя принимать за большую любовь. Побольше лёгкости, дружок Баронне, мысль должна быть не тяжелее пера. Разве мужчина когда-нибудь обладает женщиной? Разве человек когда-нибудь владеет истиной?
— Я думал, философ — это тот, кто высказывает идеи.
— Совершенно верно. Но при этом у философа столько разных идей...
— Но философ должен остановиться на одной из них и верить в неё.
— Нет, так делает не философ, а дурак.
Ах, эти любовные обещания! Так и вижу эту первую клятву, которую дают друг другу два существа из плоти и крови... Все преходяще в них самих и вокруг них, — а они дают друг другу вечные клятвы, полагая свои сердца неподвластными никаким превратностям.
У вас когда-нибудь кружилась голова от высоты? Вызывает страх не пустота, нет, мы боимся притяжения этой пустоты, боимся внезапного желания прыгнуть.
Мы сидели как-то с Сергеем Федоровичем Бондарчуком, и он мне сказал: «Самое большая тайна — это зачатие человека...» и я запомнил это. И думаю, да... Дело всё в том, что люди, наука, мы можем объяснить — как... Как взлетает самолёт, как появляется человек, в чём выражается любовь... Но мы не можем объяснить — почему?... Мы не можем объяснить ничего! Почему это происходит?... Потому что это нам не дано.
Но когда твой номер молчит,
Я беседую мысленно только с тобой,
И никто нас не разъединит.