Да вы что? Тут никого нет. А тот дяденька, наверно, пьяный.
— Чего ты хочешь от меня, маленькое чудовище?
— Я хочу, чтобы мама перестала быть банкиром и стала мамой.
Да вы что? Тут никого нет. А тот дяденька, наверно, пьяный.
— Чего ты хочешь от меня, маленькое чудовище?
— Я хочу, чтобы мама перестала быть банкиром и стала мамой.
— Ну что грабить будем? Учительскую или кабинет директора?
— Банк.
— Банк? Тебе что, мама денег не даёт?
— В том-то и дело. Мама хозяйка этого банка. А я не хочу чтобы мама была банкиром, я хочу чтобы мама была мамой.
Как раньше люди жили, как тонко чувствовали... почему же они теперь ничего не чувствуют!?
Любовь — это невероятное чувство, такие ощущения абсолютно невероятные, странные, в первую очередь это желание прикасаться, прикасаться руками, телами, прикасаться душой.
— А почему они главные? Они что, умней, лучше? Любишь ты — так научи её с людьми разговаривать и сам научись! «Мужская просьба у меня к тебе»! А если бы за ним эти двое не стояли, его бы кто-нибудь пустил сюда? Попросить по-мужски! А я смогу к нему прийти, по-мужски попросить извиниться перед моей женой?!
— Сань, ну а что ты нам то?..
— Ничего!!! Потому что!.. Ему я боюсь. А с вами... смелый.
Я стараюсь верить не людям, а в людей. Ну, встречаешь ты человека и неважно, чем он занимается, что он делает. Ты просто его принимаешь и всё. Со всеми словами, поступками и даже недостатками.
— А если недостатков больше? А если одни недостатки?
— Так у всех есть недостатки. Только это неплохо… Это нормально.
Вообще в женатом состоянии напрягает не то, что у тебя нет других женщин, а то, что нет этой возможности. Я, может быть, ею бы и не воспользовался, но возможность-то должна быть… Вот, например, запретили бы тебе есть вилкой. Причем в формулировке «никогда». «Никогда больше не будешь есть вилкой!» Да, казалось бы, и черт бы с ней, можно ложкой, палочками, руками… Но тебе сказали — нельзя, и сразу захотелось именно вилкой. И, главное, вот она — вилка, лежит. Много вилок. Открыл ящик — полно. Разные — длинные, короткие, трехзубые, двузубые, серебряные, мельхиоровые… Да тебе в таком состоянии даже и алюминиевая сгодилась бы… если у тебя уже три года не было ни одной вилки. Но нельзя. А буквально вчера еще было можно — бери любую вилку и пользуйся, и никому дела нет. А сейчас воспользовался — и все так головами качают: «Э-эх, что же ты, обещал же вилками не пользоваться…»
— Неужели тебе не обидно, что у тебя такая жизнь? — нахмурилась Саша.
— Мне обидно, что строение позвоночника не позволяет мне задрать голову вверх и посмотреть на того, кто ставит эксперимент, — отозвался музыкант.
Он живет то ли за Метромостом, то ли перед... Ну, в общем, что—то очень романтичное.