— Ну, а вдруг? Представим, что стакан наполовину полон.
— Наполовину полный стакан бывает только в конце пьянки, когда все напились в зюзю. А в самом начале, в коем мы сейчас находимся, он либо еще цел, либо уже пуст, — заметила я.
— Ну, а вдруг? Представим, что стакан наполовину полон.
— Наполовину полный стакан бывает только в конце пьянки, когда все напились в зюзю. А в самом начале, в коем мы сейчас находимся, он либо еще цел, либо уже пуст, — заметила я.
У меня была любовь, мне хотелось творить, меня охватывало почти божественное вдохновение. Алкоголь — как протез всего этого. Он ничего не заменяет, даже не создает иллюзии замены, но место все-таки он занимает, заполняет собой ужасную сосущую пустоту.
Не смей лгать про меня, наговаривать на меня, я ко всему этому отношусь крайне болезненно. Дружба, любовь — это смешно, это пустой звук. Тем, у кого денег полно, тем ни к чему друг. Время добрых дел прошло. В мире уже очень давно правит свой бал зло!
Я такая злющая, ведьма всемогущая, то никто мне не указ. Если мне захочется, сказка ваша кончится, прямо здесь и сейчас! Вы убеждены сейчас, что оберегают вас Ваша дружба и любовь! Я же так не думаю, скоро правоту мою жизнь докажет вам вновь!
Проталкиваюсь внутрь! Всему вагону придётся выдохнуть, чтобы мне нашлось местечко. Пассажиры молчат и терпят. Мир не без добрых людей.
И так, без воздуха, мы отправляемся в пустоту.
... почему всегда, какой момент ни возьми, рука наша тянется не поддержать ближнего, а схватить тюбик с таблетками, флакон, бутылку?
Дело в том, что жизнь на самом деле убога. И стоит однажды произойти чему-то действительно большому... Все изменится. Дальнейший мир станет пустым. Пустота будет ползти изо всех щелей, лезть на плечи, сдавливать горло, жить в тебе каждую секунду. И этого уже не исправить. Ничем. Никогда. Даже если однажды обнаружишь самого себя — тем самым большим событием, меняющим уже чужие жизни. Ты то понимаешь, что это от безысходности. Ты это понимаешь, ты отчаянно притворяешься повседневным зайчиком, но жизнь отныне и до конца остается убогой.
— Ты так много пьёшь! Зачем тебе столько пить?
— Жоан, — сказал Равик. — Настанет день и ты скажешь «Слишком много». «Ты слишком много пьёшь», — скажешь ты, искренне желая мне добра. В действительности, сама того не сознавая, ты захочешь отрезать мне все пути в некую область, не подчинённую тебе.
Подумать только, что они не хотели подать нам шампанского к завтраку! Подумать только! Некоторое время они пытались разобраться в этом чудовищном безобразии, но оказалось, что это им не под силу. Невозможно было представить, что кто-то может возражать против того, чтобы кому-то подали шампанское к завтраку!