— Ты отнял мою молодость!
— Я её в глаза не видел! Человек, который отнял твою молодость, жил в 18 веке!
— Ты отнял мою молодость!
— Я её в глаза не видел! Человек, который отнял твою молодость, жил в 18 веке!
Глажка — это же дзен. Складки — это твои проблемы, утюг — их решение, а твоя рука — это просто твоя рука.
В родной город в одиночку не возвращаются. Тебя всегда сопровождает твой же призрак времен былой юности. Он подсказывает, что ты видишь, он делает из города зеркало. Вы обнажаете и прячете элементы друг друга: ты, может быть, улавливаешь лёгкую дрожь разочарования, таящуюся в уголках твоих же юных глаз. Разочарования из-за того, что не ворвался в родной город на золотой колеснице «мерседес», что не прогуливаешься летним вечером, раздавая банкноты бездомным, которые обитают под балками пирса, густо обсиженными рачками. И ты оглядываешься, чуть виновато, на того голодного до жизни юнца со страстью к большому городу, с непомерными амбициями, провинциального во всём, от стрижки до одежды, привязывающими его к тому времени и месту, откуда он давно вырвался.
Мы не знали, что за порогом нашего класса дежурила смерть. Мы были молоды, а незнания молодости восполняются верой в собственное бессмертие.
Над полем жизни вьётся мотылёк,
Полёт на слабых крыльях невысок.
Напрасно мама просит подождать,
Судьбу стремится юность испытать.
А в небе звёзды яркие горят,
Влекут они девчонок-мотылят.
Как скучно им, что мама говорит,
И в небо юный мотылёк летит.
Еще вчера по птичьим гнездам лазил,
Друзей-мальчишек в скалы заманя,
Пришла любовь, строга и синеглаза,
И сразу взрослым сделала меня.
Еще вчера себя считал я взрослым,
Седым и мудрым до скончанья дней.
Пришла любовь и улыбнулась просто,
И снова я мальчишка перед ней!
Нет такой вещи в мире, за которую я согласился бы заново прожить некоторые годы своей молодости.
Меня покинули желанья,
Я разуверился вполне,
Одна печаль, одни страданья
Теперь в сердечной глубине.
Исчезла пламенная сладость
Любви и юности живой:
Уж не волнует сердце радость
И сны поэзии благой.