Ничто не очищает, не облагораживает так отроческий возраст, не хранит его, как сильно возбужденный общечеловеческий интерес.
Франц, мы грязно богаты и до гнили испорчены...
Но мы юны и прекрасны.
Ничто не очищает, не облагораживает так отроческий возраст, не хранит его, как сильно возбужденный общечеловеческий интерес.
— Чудесная моя, не дари ему своей юности!
— Какой юности? Мне 27 лет.
— Это еще юность…
В юности, когда так хочется верить всему высокому и прекрасному, несправедливость людей поражает сильно и наводит на душу невыразимое уныние.
Мой милый друг, твои младые годы
Прекрасный свет души твоей спасут;
Оставь же мне и гром и непогоды...
Они твое блаженство унесут!
В юности я полагал свой удел трагическим, но со временем понял, что это просто естественное положение вещей.
... я не остановлюсь ни за что на свете: я ещё так глупа, что верю в «злую волю» своих мышц и улыбаюсь, когда мне этого вовсе не хочется.
Молодость воистину прекрасная вещь. Однажды я тоже был молод. Но все взрослеют; с годами все взбираются по лестнице сожалений. И достигают её вершины. Обретая полное отчаяние!
Для молодых жизнь двигалась медленно. В двадцать лет – человек молодой. Через десять лет (в тридцать) снова молодой. И в сорок молодой. Мало что меняется вокруг. А для стариков жизнь бежит стремительно.