В чем смысл летающей машины, если у человека есть совсем иной инструмент для полета, — душа?
Где сердцем над этим летишь,
Душой растворяясь в Кавказе.
В чем смысл летающей машины, если у человека есть совсем иной инструмент для полета, — душа?
Небо не находится ни высоко, ни низко, ни справа, ни слева. Небо — оно прямехонько в середине груди того человека, у которого есть Вера.
Et montant au soleil, en son vivant foyer
Nos deux esprits iront se fondre et se noyer
Dans la félicité des flammes éternelles;
Cependant que sacrant le poète et l’ami,
La Gloire nous fera vivre à jamais parmi
Les Ombres que la Lyre a faites fraternelles.
Она меня любит как график, по датам, по числам морей и пустынь. Она заползает мне в душу до глуби и губы брезгливо кривит. Она меня любит, конечно же, любит. Но страшно от этой любви.
Как странно чувствуется плечами небо, упругое, живое, прислушивающееся. Как это — вжиться, вчувствоваться, влюбиться, вкричаться, вплакаться, вмолчаться, встрадаться, врадоваться... и выплеснуться вовне, в руки, в глаза, в уши, в губы, в души...
Жажду смерти нередко можно объяснить сильнейшим импульсом вернуться туда, откуда мы пришли. Самоубийцами становятся чаще всего те, кто не смог изжить травму рождения. Вот почему умирающий на поле брани зовет: «мама» — в этом желание обратного рождения, нового обретения рая, из которого нас изгнали.
Она извечна в нас, потребность эта -
искать разгадки звёзд, сердец, планет,
блуждающих в потемках где-то
и вроде не дающих света...
Но те, кто всё же видит этот свет,
кто даль разгадывает острым глазом,
в ком умная душа, в ком добрый разум, -
они и есть наш рост, размах, разбег,
они и говорят, что Человек
не для убийства и страданья
стоит на пьедестале мирозданья.