Михаил Павлович Розенгейм

Не гляди так, девица,

Не сули участия:

Нет, душе не верится

В радость или счастие.

Время увлечения

Миновалось, ясное,

Скрыл туман сомнения

Жизни солнце красное.

Было сердце молодо

И любило пламенно.

Но от жизни холода

Стало глыбой каменной.

Не буди ж ретивое

Негой небывалою,

Лаской шаловливою

Не дразни усталое.

0.00

Другие цитаты по теме

Он бы отдал своё сердце, чтобы вернуть ей душу.

Я захлебнулась в слезах собственной любви, и никакое сердце уже не станет мне пристанищем.

Больному сердцу любо

Строй жизни порицать.

Всё тело хочет грубо

Мне солнце пронизать,

Луна не обратилась

В алтарную свечу,

И всё навек сложилось

Не так, как я хочу.

Кто дал мне землю, воды,

Огонь и небеса,

И не дал мне свободы,

И отнял чудеса?

Я не открою тебе усталой души.

Руки твои коснутся кристалла льда,

Сердце твоё замёрзнет — тебе не жить.

Фея метели возьмёт твой смех навсегда.

Под белым полотном бесплотного тумана,

Воскресная тоска справляет Рождество;

Но эта белизна осенняя обманна -

На ней ещё красней кровь сердца моего.

Ему куда больней от этого контраста -

Оно кровоточит наперекор бинтам.

Как сердце исцелить? Зачем оно так часто

Счастливым хочет быть — хоть по воскресным дням?

Каким его тоску развеять дуновеньем?

Как ниспослать ему всю эту благодать -

И оживить его биенье за биеньем

И нить за нитью бинт проклятый разорвать?

Казалось, сердце лопнуло у него в груди и вытекало теперь наружу вместе со слезами.

Это было разочарование... разочарование, в котором я не признавалась себе ни тогда, ни позже, но женщина всё постигает сердцем, без слов. Потому что... теперь я себя больше не обманываю — если бы этот человек обнял меня в ту минуту, позвал меня, я пошла бы за ним на край света, я опозорила бы свое имя, имя своих детей... презрев людскую молву и голос рассудка, я бежала бы с ним, как мадам Анриэт с молодым французом, которого она накануне ещё не знала... я не спросила бы, куда и надолго ли, даже не бросила бы прощального взгляда на свою прошлую жизнь... я пожертвовала бы для этого человека своим добрым именем, своим состоянием, своей честью... я пошла бы просить милостыню, и, наверно, нет такой низости, к которой он не мог бы меня склонить. Всё, что люди называют стыдом и осторожностью, я отбросила бы прочь, если бы он сказал мне хоть слово, сделал бы хоть один шаг ко мне, если бы он попытался удержать меня; в этот миг я вся была в его власти.