— Сейчас много спорят, как должен ведущий преподносить новости — бесстрастно или с ярко выраженным отношением. Вы как считаете?
— Не с отношением, а с оценкой. Отношение подразумевает эмоциональную окраску, а оценка — это моё личное — гражданское и человеческое — мнение о том или ином факте. Та же Ольга Высотская назвала нам трех китов дикторского мастерства: что я говорю, кому и зачем. Но важно не навязывать свою точку зрения, а излагать ее с подтекстом: я считаю так, а вы как думаете?
Сейчас вы видите, что ведущие политических, информационных программ читают текст, который утвержден или даже написан самим выступающим (это не имеет значения) по суфлеру. Суфлер играет положительную роль — в том, чтобы соблюдать хронометраж, но, к сожалению, он снижает естественное, человеческое, свойственное каждому в его артистической природе. Поэтому такого живого, сопереживающего глаза, тональности мы уже не чувствуем. А вы заметили, что темп речи сейчас убыстрился? Ни во Франции так быстро не говорят, ни в Испании. Такое ощущение, что мы стали совершенно нерусскими людьми, ведь русская речь подразумевает раздумье, второй план, паузы…
Важно не просто нести информацию, а всё-таки быть человеком, который вместе с вами сопереживает то, о чем вам рассказывает. Констататоры фактов и есть дикторы. Я не хочу критиковать молодое поколение ведущих, но многие из них как раз напоминают Диктора Дикторовича и Дикторину Дикторовну, тех, что работают на вокзале: «С пятой платформы отходит поезд номер семь, Москва-Бердичев».
Когда вам бывало неважно,
О чем говорит человек,
Вы речью его восхищались,
И голосом бы упивались его целый век.
— Так, 2 новости. С чего начать?
— Меня отстранили, да?
— Хуже.
— Уволили?
— Ещё хуже.
— Хуже? Меня казнят?
Игра в прятки со внешностью.
— Ну... Я нравлюсь тебе?
— Наконец-то догадалась.
— Нет, серьёзно. В смысле, такая, как я сегодня?
— Знаешь, что мне понравилось? Как ты слушала наше выступление. И как танцевала и отрывалась с нами, отбросами общества. Это было круто.
— Да, но когда я такая, как сейчас, я нравлюсь тебе больше?
— Больше, чем когда?
— Больше, чем обычная Мия. С этой причёской, с макияжем и в такой одежде.
— Мия, мне плевать на твою одежду. Разве ты не понимаешь? Сегодняшняя ты — это та же ты, в которую я был влюблен вчера. И та же, которую я буду любить завтра.
М-да, это и есть моя группа? Пара тощих загорелых дочерна белобрысых шибздиков с хитрющими глазами, юная леди в розовых лосинах и подобии балетной пачки, высокомерно задравшая острый носик, и нечто унылое в черном комбезе. Унылое — это я, если кто не понял.
Магазины города начинают битву за покупателя, вступая в сезон рождественских распродаж.
— Я все гадаю: почему ты родился без клешней?
— Ты смотришь на белую ворону семьи Даледа. Они были у отца и у обоих братьев. Знаменитый клан Даледа с клешнями. А я носил отцу пиво, так нервничал и дрожал, что все падало из рук. Он брюзжал: «Пять здоровых пальцев, а ты даже бутылку пива донести не можешь! Может мне их откусить по очереди?»
— Ничего себе... Стал фриком за то, что родился нормальным.
В новостях есть вечные темы. Сюжеты, к которым несчастные работники СМИ всегда возвращаются как Сизиф к своему камню. Такие сюжеты, как «Муниципальные службы оказались не готовы к снегопадам», или «Отопление не включили в назначенное время — все мёрзнут», или «Доколе в местной муниципальной больнице будут хамить старушкам?», или «Отопление включили раньше времени — всем жарко». Эти сюжеты составляют какую-то первичную материю наших новостей, некое порождение изначального хаоса, из которого потом соткалось наше новостное вещание в целом.
Cлайд с цитатой