Анна Михайловна Островская

Они вышли из дома и отправились бродить по мостам и набережным. Центральная часть города сохранялась веками неизменной. Здесь словно жил исторический дух старого довоенного Петербурга – интеллигентного, изящного, спокойного. Медленное и размеренное движение мысли, философские идеи – всё это как будто надевалось в Петербурге на каждого горожанина, будто элегантное пальто. А в качестве мягкой фетровой шляпы – тихая и светлая печаль.

0.00

Другие цитаты по теме

Когда-нибудь он покинет эту площадь,

и голос другие песни споёт другим,

и станет пространство шире, глуше и проще,

как будто бы площадь собой была только с ним.

Как будто бы ангел с колонны им любовался

и чувствовал в нём родное своё крыло,

услышав ноты «Сансары» или «Романса».

Да… Ангел в нём, без сомнений, узнал своего,

и люди в нём тоже видят своё, родное.

Купаясь в звуках, отращивают мечты

и сами становятся звонкой одной струною,

сердцами выстукивая рок-н-рольный ритм.

Сложим снежную поэму,

А потом пойдём гулять.

Питер белой хризантемой

Расцветёт вокруг опять.

Паутиной белых улиц

Нас запутает совсем,

Чтобы сердце распахнулось,

И растаял снежный плен,

А в душе проснулась нежность,

Невзирая на мороз,

Чтобы счастье и надежду

Ветер снова нам принёс.

На душе скребли кошки — и печаль, ранее светлая, превращалась в глухую тоску, становясь с каждой минутой все темнее, словно там, внутри, садилось солнце.

Зонтик к бою! Новый шарфик

Надеваю на ходу.

Питер, Питер, как же жалко,

Что так мало вспышек жарких

В нашем северном году!

Осень похожа на изысканную болезнь: сначала ты любуешься сменой красок, хватаешь руками листопады, но уже начинаешь чувствовать какую-то нездешнюю печаль и проникаешься тихой нежностью к любимым и близким, словно бы завтра с последним упавшим на асфальт листом исчезнут и они. Но время идёт и поэтический флер спадает с осени, обнажая голые деревья, холод, пасмурную слякоть и первый мокрый снег, быстро превращающийся в грязь под ногами простуженных людей с угрюмыми лицами.

Он надел зеленую бархатную перчатку и помахал с высоты своему другу. Сергей, глядя на ночное московское небо, вдруг увидел всполохи изумрудного северного сияния. Он засмеялся и тоже помахал звездам, как будто своим старым добрым знакомым.

Что-то смутное печалит душу мне:

то приснится, то забудется во сне,

словно древний аромат в моей душе,

исчезающий

в туманном мираже,

словно краски

осыпающихся роз,

словно горечь

от невыплаканных слез

о любви, что там,

на грани временной,

заблудилась

и не встретилась со мной...

Что-то смутное печалит душу мне:

то приснится, то забудется во сне.

Глупо – бояться, что дружба кого-то поранит

В мире, где нежности нужно зачем-то стыдиться.

Стыдно – не радовать сердце святыми дарами:

Пусть оно взмоет от нежности вольною птицей.

Пусть оно бьётся быстрее, согретое светом.

Нежность – не слабость, мой друг, а огромная сила.

Ты не накладывай строго на чувственность вето:

Чувствовать сердце чужое – поверь мне, не стыдно.

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей

Прозрачный сумрак, блеск безлунный,

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светла

Адмиралтейская игла,

И, не пуская тьму ночную

На золотые небеса,

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Начни свой день с улыбки. Я с тобой,

И впереди у нас мгновенья счастья.

Пусть ночь уходит, светлой пеленой

Скрывая все вчерашние напасти.

Начни свой день с обычного: «Люблю!»,

С двух чашек кофе и с горячих тостов.

Пусть музыка разбудит тишину,

И станет на душе светло и просто.

Начни свой день с меня, я так хочу.

Давай отбросим маски и сомненья.

Когда ты рядом, всё мне по плечу,

В тебе своё я вижу продолженье.