— Безмерно рад, месье. Мой сын рассказал мне о вашем благородном поступке. Вы вырвали его из лап бандитов, которых, надеюсь, сейчас ищут в их стране.
— Поверьте, бандиты есть и в других странах. Просто они называются иначе.
— Безмерно рад, месье. Мой сын рассказал мне о вашем благородном поступке. Вы вырвали его из лап бандитов, которых, надеюсь, сейчас ищут в их стране.
— Поверьте, бандиты есть и в других странах. Просто они называются иначе.
Он легко соглашался с тем, что любой человек в глубине души подлый, бессердечный, своекорыстный сучий ублюдок; обстоятельство это подтверждается даже удивительно ограниченным числом судебных дел, привлекших внимание публики.
Я — это ты. Ты — это я.
Я не хочу терять себя.
В этих картинах чистая грусть,
В них вся моя суть,
вся моя суть.
Ты — просто страсть, ненасытная тень,
Вместо души у тебя — деньги,
А все желания низменны,
Им нет совсем никакой цены.
Ты за богатство продал меня,
Предал, высмеял, выменял.
Но верность себе в высокой цене.
Господи, спаси, сохрани
и оставь мою душу
мне.
... это по-человечески понятно: показать другому, глупо счастливому, что у него тоже повод горевать. Помериться, чья ноша тяжелее... И чтоб поменьше вокруг благодушных счастливых физиономий! У всех скелеты в шкафу! Но по трезвому рассуждению, которое обычно запаздывает, — толкать людей в омут печали только потому, что сам в нём тонешь, подло.
Подлость живуча. Подлость вооружена. Две тысячи лет зло вырабатывало приемы коварства, хитрости. Мимикрии. А добро наивно, в детском чистом возрасте. Всегда. В детских коротких штанишках. Безоружно, кроме самого добра… Не-ет, добро должно быть злым. Иначе его задавит подлость. Да, злым!