Расскажи, дорогой,
Что случилось с тобой?
Расскажи, дорогой, не таясь.
Может, всё потерял,
Проиграл, прошвырял,
Может, ангел-хранитель не спас?
Или просто устал,
Или поздно стрелял,
Или спутал, бедняга, где верх, а где низ?
В рай хотел? Это верх.
Ах, чудак-человек,
Что поделать теперь? Улыбнись!
Сколько славных парней, загоняя коней,
Рвутся в мир, где не будет ни злобы, ни лжи.
Неужели, чудак, ты собрался туда?
Что с тобой, дорогой, расскажи.
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
Когда в небытие со временем уйдёт мой Мир,
Когда закроет сцену занавеса мрак,
В мое отсутствие не прекратится жизни пир,
И не помянут меня оба: друг и враг.
Жизнь человека — темная машина. Ею правит зловещий гороскоп, приговор, который вынесен при рождении и обжалованию не подлежит. В конечном счете все сводится к нулю.
Жизнь никакого смысла, конечно, не имеет.
От наших шальных утешений — проку
будет не больше земному праху,
чем от шальных попаданий ветра
и пустые карманы одежды ветхой.
Мир изголодавшемуся котенку на пороге,
ибо любви к миру мы преисполнены, -
извлечение из уличной мороки,
сильно смахивающей на преисподнюю.
Игра есть игра, но Граалем смеха
бродит луна по одиноким аллеям
над пустыми сосудами смертного праха.
Побоку похоть, победа, потеха.
Лучше бездомною котенка пожалеем.
Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.
Город сошел с ума, люди куда-то спешат,
Медленно затвердевает моя душа.
Кухню наполнил дым тлеющих сигарет,
Еле слышны отголоски вчерашних побед.
Мне бы сейчас полетать над облаками,
В параллельный мир окунуться с головой,
Мне бы сейчас полетать, взмахнуть руками,
Но падать больнее всего.
— ... ты похож на моего сына.
— Я и есть твой сын, пап!
— Нет, мой сын выше ростом...
Кити посмотрела на его лицо, которое было на таком близком от неё расстоянии, и долго потом, через несколько лет, этот взгляд, полный любви, которым она тогда взглянула на него и на который он не ответил ей, мучительным стыдом резал её сердце.
Из-за меня арестовали двоих. Я мог только догадываться, что будет с ними. Было ясно, что любой немец рассказывающий мне правду считался предателем... С этого момента я вынужден был прятать любую информацию, как вор. Если Гестапо найдёт мои дневники, то там не будут указаны имена, адреса и улики ведущие к тем, с кем я разговаривал… Я не сомневался, что для меня было важным оставаться в Берлине и рассказывать правду. Нацистская Германия становилась огромным комом лжи... Кто-то должен остаться и рассказать всю правду.
Cлайд с цитатой