Путник закутанный в плащ спешит к опустевшей деревне. -
Я унылый брожу: к тебе прибегаю, природа!
Ты ли не примешь печального? матерь, согрей мое сердце -
Бедное сердце!
Путник закутанный в плащ спешит к опустевшей деревне. -
Я унылый брожу: к тебе прибегаю, природа!
Ты ли не примешь печального? матерь, согрей мое сердце -
Бедное сердце!
Осень...
И небо нынче цвета стали,
Деревья от листвы устали
И в эмиграции все птицы.
Восемь...
Все восемь дней в неделю слякоть
И небо продолжает плакать,
А мне весна ночами снится.
В город вернулись теплые дни. Они возвратились с удвоенной лаской, как возвращаются неверные жены. Целый день по небу шлялись легкомысленные, беспокойные облачка, а сухие, по осеннему поджарые листья густо лежали на земле молча, без шороха. Несколько дней город, казалось, находился в теплом и каком-то блаженном обмороке, он предавался осени, этой изменчивой лгунье, и не верил, не хотел верить в скорое наступление холодов...
Она незваная, нежданная пришла,
болтала громко и дымила папироской,
а я подумал: «как же хороша,
как явно пахнет августом и осенью».
Но я был глуп, я видел в ней пролет
мгновения — ведь завтра же забуду,
проходит все, и женщина пройдет
букетиком отцветших незабудок.
Тогда смотрел — как будто бы поверх,
писал стихи, но как бы в одолженье.
Она к семи бежала на концерт,
вся превращаясь в спешку и движение.
Не возвращалась. В марте, сентябре
не возвращалась! Я корился: «сукин...!»
Сейчас упал бы на колени перед ней
и целовал безумно ее руки.
Сейчас бы плакал «милая, прости!»
и не стыдился слез бы, не стыдился!
Но все проходит. Осень впереди.
Нет никого, лишь листья, листья, листья...
Но на то и ноябрь, самый мрачный месяц года. В ноябре сомневаешься в существовании солнца и неба, и если вдруг проклюнется лучик солнца и засквозит голубое небо меж туч, хочется за это сказать отдельное спасибо. А когда становится ясно, что ни лучиков, ни синевы уже не будет, начинаешь мечтать о снегопаде. Чтобы весь этот безнадежно серый мир засиял белизной, чтобы глаза резало от белизны.
Мне хочется видеть, как упадет последний лист. Я устала ждать. Я устала думать. Мне хочется освободиться от всего, что меня держит, — лететь, лететь все ниже и ниже, как один из этих бедных, усталых листьев.
Но как только выйдет солнце,
Вспыхнут золотом сады,
Заблестит моё оконце,
И душа вдруг засмеётся
От осенней красоты!
Буйство красок в каждой ветке,
В парке словно всё горит!
Листья – медные монетки.
Это тоже Питер, детка!
Как красиво, посмотри!
Вокруг мела метель: красная, желтая, зеленая. Осень – светофор на перекрестке – сошла с ума, перепутала все цвета, все команды в единой карусели. Стой, жди, иди; листья противоречили друг другу, мешая запреты и позволения, риск и осторожность. Тянуло дымком, как от далекого костра. Горьковатый запах вынуждал дышать глубоко, полной грудью, словно в воздухе крылся легкий наркотик.
И дни бегут; желтеют нивы;
С дерев спадает дряхлый лист;
В лесах осенний ветра свист
Певиц пернатых заглушает,
Тяжелый, пасмурный туман
Нагие холмы обвивает.
Как молода осенняя природа!
Средь мокрых тротуаров и камней
Какая непритворная свобода,
Какая грусть, какая щедрость в ней!
Ей всё впервой, всё у нее — вначале,
Она не вспомнит про ушедший час,
И счастлива она в своей печали,
И ничего не надо ей от нас.