Долгая жизнь — это в некотором смысле постоянная отсрочка смерти.
Мир невесомых слов, очень глупых людей.
Они слепы ровно целую жизнь,
Но, перед тем как уйти, они хватают губами, как рыбы,
Воздух талой зимы.
Долгая жизнь — это в некотором смысле постоянная отсрочка смерти.
Мир невесомых слов, очень глупых людей.
Они слепы ровно целую жизнь,
Но, перед тем как уйти, они хватают губами, как рыбы,
Воздух талой зимы.
А почему? Почему тебе неприятно разговаривать о том, как молодые придурки издеваются над вонючими бомжами? Наверно, потому, что ты сразу представляешь себе, как это происходит... Но почему это зрелище считается неприятным? А при виде пахнущего молоком младенца, наоборот, все невольно начинают улыбаться... Кто изначально решил за нас, какой запах приятен, а какой отвратителен? Наверно, во всем мире нет ни одного человека... Вернее, я хотел спросить, неужто во всем мире нет ни одного человека, которому бы вдруг захотелось прижаться щекой к бомжу... человека, который невольно захотел бы убить младенца. А, Кенжи? Как ты думаешь? Мне почему-то кажется, что такой человек обязательно где-нибудь есть...
— Моя жизнь словно заперта в коробке.
— Человека можно запереть в коробке, только когда он умрет.
С плачем вступает в мир человек, со стоном покидает он землю. Исполненный страха входит он в жизнь, исполненный горечи нисходит в могилу, и никто не спрашивает его, где бы он хотел остаться.
Я вообще по натуре пессимист и уже давно не жду от жизни ничего хорошего. Мои друзья часто делают мне на этот счет замечания. Но мне кажется, что это не врожденная черта, а приобретенная. Просто я тяжело пережил раннюю смерть отца.
Счастье Шехзаде, о котором говорится в сказках — сплошная ложь. Мы либо восходим на трон, либо нас убивают.
Человек живёт не так-то уж долго. Только-только соображать начинаешь, что к чему, и уже пора расслабиться.
Цветы становятся более красивыми, когда увядают. Они возродятся вновь, после того как погибли. Когда люди умирают и исчезают, они вновь появляются, ещё более прекрасные, в наших сердцах, чтобы жить вечно.
Мертвым нужно, чтобы мы их помнили, даже если это съедает нас, даже если мы всего лишь можем повторять: «Прости», пока это не потеряет хоть какой-нибудь смысл.