— Как заживают ваши раны?
— Не заживают.
— Как заживают ваши раны?
— Не заживают.
Сердце стучит так сильно, что, кажется, я не доживу до утра. Да я не доживу эту ночь, не то, что до тебя дойти. Ты единственный из встреченных мною мужчин, я не знала, что это были раньше и все вокруг.. Кто они? Я, кажется, забываю, как без тебя дышать, конечно это больно, но это сердце более влюбленное и дрожащее.. Оно тоже твое...
Я помню запах платья, когда ты лежала, тепло твоей руки, сквозь все самые грустные песни помню твой голос. Прости меня, что не могу с тобой поговорить...
— Нарушаешь уговор? А как же «плохие парни навсегда»?
— Да, но это «навсегда» закончилось, когда ты умер.
— Что? Ты что несешь, балбес?
— У тебя трижды останавливалось сердце, Майк.
— Маркус, послушай, этот подонок меня кое-чего лишил, и я это верну.
— Чего он тебя лишил, Майк? Ты все еще жив. Все, что он отнял — это легенду о пуленепробиваемом Майке, но я видел, как ты истекаешь кровью. Ты человек, такой, как и все остальные.
— В тебя попало четыре пули. Одна летела прямо, одна рикошетом и две навылет.
— Навылет через Джона... Его лицо последнее, что я помню. Я видел, как он умер...
Нужно зализывать раны друг друга. Но если бесконечно зализывать незаживающие раны, то от языка ничего не останется.
А ты не думай. Забудь о ней, Лука. Это лучшее средство избавиться от того, что причиняет боль.
Роскошь продолжительного общения двух людей состоит в возможности уже после того, как зарубцевались раны, бесконечно долго выяснять некоторые обстоятельства прошлого, имеющие первостепенное значение, но не до конца понятные.