Тебе это пока невдомек, но запомни: когда-нибудь приятно будет открыть сумку и найти там воспоминание о своем детстве.
Большинство моих воспоминаний из детства счастливые. Тёплые летние деньки, наполненные солнцем, любовью и убеждённостью в том, что даже самая страшная гроза в итоге пройдёт. И тогда она действительно проходила.
Иногда я могу свалиться от изнеможения прямо средь бела дня, иногда чувствую себя бодрым и свежим до глубокой ночи. А ведь я не хомяк и не вампир — просто жертва бессонницы.
— В шестом классе я чувствовала себя очень неловкой.
— Ты — неловкой?
— Да, у меня были крупные зубы и маленькие глазки. Я была выше всех остальных.
— Хотелось бы посмотреть на это. А я в шестом классе был никаким. Знаешь, есть умные, есть забавные, есть спортивные, а я... просто был Уилл.
Мне двадцать семь лет.
Меняя как-то рубашку, я увидел себя в зеркале и вдруг как бы поймал на себе разительное сходство с отцом. В действительности такого сходства нет. Я вспомнил: родительская спальня, и я, мальчик, смотрю на меняющего рубашку отца. Мне было жаль его. Он уже не может быть красивым, знаменитым, он уже готов, закончен, уже ничем иным, кроме того, что он есть, он не может быть. Так думал я, жалея его и тихонько гордясь своим превосходством. А теперь я узнал в себе отца. Это было сходство форм, – нет, нечто другое: я бы сказал – половое сходство: как бы семя отца я вдруг ощутил в себе, в своей субстанции. И как бы кто-то сказал мне: ты готов. Закончен. Ничего больше не будет. Рожай сына.
Я не буду уже ни красивым, ни знаменитым. Я не приду из маленького города в столицу. Я не буду ни полководцем, ни наркомом, ни ученым, ни бегуном, ни авантюристом. Я мечтал всю жизнь о необычайной любви.
Плохо быть авантюристом, когда ни ума, ни точных данных, одни лишь предположения и совершенно ненаучный интерес.
Отпуск… как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось. И ведь правда, друзья мои, разве может какой-нибудь немец, англичанин или японец несколько дней в году отрываться так, чтобы потом приходить в себя одиннадцать месяцев? Кто из нас с вами не пил водку под палящим солнцем Египта или не просил турецких аниматоров спеть «Подмосковные вечера» душной антальской ночью? А рыцарские турниры на родине корриды, где мы дружно вопим: «Шайбу, шайбу»? А несчастные католические священники в Ватикане, которые лихорадочно начинают молиться, когда мы, дыхнув на них перегаром, нетрезвым голосом требуем подвести нас к иконе «Неупиваемая чаша»? А бедные жители Канарских островов, которых, как дятлы, долбим: «Где у вас тут канарейки гнездятся?» Что, нахлынули воспоминаньица? Потянуло на отдых?
Все наслаждения, все радости, которыми любовь одаривает людей, им рано или поздно приходится искупать страданиями. И чем сильней любишь, тем тяжелей будет грядущая расплата — боль. Ты узнаешь боль одиночества, боль ревности, боль непонимания, боль измены и несправедливости. Холод будет пронизывать тебя до мозга костей, кровь твоя превратится в колкие ледышки, ты почувствуешь, как они перекатываются у тебя под кожей. И механизм твоего сердца разобьется вдребезги.
В детстве мечтаешь поскорее вырасти, а позже жалеешь, что не можешь снова стать ребенком.
Cлайд с цитатой