— Это ты создала это место. Но оно принадлежит не только тебе, есть много других людей. В этом месте все — творцы.
— Объясни мне, я не понимаю.
— Это место всех брошенных. Ты создавала вещи и выбрасывала их. Здесь они снова оживают. В то же время они могут внезапно исчезнуть. Это своего рода цикл. Рецикл.
Бог, ты видишь свой мир: Лишь пепел и пламя!-
Вот всё, что ты заслужил, властвуй по праву!
Ты делал шаги соразмерно желаньям,
Но не прошел, лишь одно испытание — состраданьем...
У него никогда не болело сердце, когда он засыпал грязью крошечные тела. Он никогда не грустил и не плакал.
«Хорошо, что ты умер так рано. Тебе повезло. Тебе больше не пришлось страдать».
Это были единственные слова, которые он им говорил.
«Эй, малыш, сколько месяцев ты прожил? Два? Три? Протянул полгода? Тогда, этого должно было хватить. Даже не думай перерождаться. Тебя все равно ждет, в итоге, такая же участь. А если так уж тебе этого хочется, возвращайся сорняком, растущим на краю дороги или щенком. Тогда ты будешь в сто раз счастливее. Ты слышишь, да? Никогда, никогда больше не рождайся человеком».
Это была еще одна вещь, которую он говорил им.
Когда ты видишь, что всё начинает разрушаться, беги. Иначе ты исчезнешь вместе с ними.
— Я писал тебе, просил дождаться меня.
— Я получала много твоих писем. Но в них во всех было одно и то же: жди того, жди этого. Последнее время я перестала их читать.
Первым делом прочитал забытое сообщение от Вики. В нём она прощалась со мной, сразу поняв, на что именно я тогда подписался, оставшись задержать погоню. Она передала контакт для связи в чистом мире, дабы я нашел её, когда покину этот сильно грешный зараженный мир. Сердце на секунду чувствительно сжалось — для меня она до сих пор ещё что-то значила. Хотя показываться ей на глаза в своём нынешнем состоянии... пожалуй, воздержусь, как бы сильно этого не хотелось. Любовь красавицы к чудовищу возможна только у Диснея. Умер — значит умер. С концами. Похоронили и закопали, а надгробие разбили подлые вандалы. Прошлое осталось в прошлом.
— Скажи мне, кто ты?
— Я не знаю, кто я. У нас нет имён.
— Тогда скажи, где мы? Что это за место?
— Это мир всего, что ты забыла и выбросила.
— Выбросила?
— То есть всё, что тебе не было нужно, попадало сюда. Даже твои мысли, поступки, которые ты так и не совершила — всё это здесь.
— Значит, этот мир, о котором я столько думала, правда, существует?
— Оглянись! Неужели ты не помнишь? Я уверена, что в детстве ты выбросила не одну игрушку. Они все здесь. Теперь ты знаешь, что такое быть покинутым.
Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?
— Простите... Я немного увлечен... Но быть осмеянным?
— Но в чём?
— В моей любви.
— Но кем же?
— Вами. Ведь я же не слова... я то, что за словами... Всё то, чем дышится... бросаю наобум... Куда-то в сумрак... в ночь...
Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.
Cлайд с цитатой