Она сказала, что ей нравилось квадратное небо, которое можно увидеть из моей комнаты. Этого мне было достаточно. Нам этого хватало.
Я знаю — Небо, как шатер,
Свернут когда-нибудь,
Погрузят в цирковой фургон
И тихо тронут в путь.
Ни перестука молотков,
Ни скрежета гвоздей -
Уехал цирк — и где теперь
Он радует людей?
И то, что увлекало нас
И тешило вчера -
Арены освещенный круг,
И блеск, и мишура, -
Развеялись и унеслись,
Исчезли без следа -
Как птиц осенний караван,
Как облаков гряда.
Солнце зашло,
Облака изорваны в клочья,
И луны еще нет!
О вечернее небо,
Как похоже ты на меня!
И теперь, в верхнее запылённое, с прошлого лета не протиравшееся окно было видно очень странное и красивое небо: на первый взгляд оно казалось молочно-серым, дымчатым, а когда смотреть дольше — в нем начинала проступать синева, оно начинало голубеть все глубже, все ярче, все беспредельнее. И то, что оно не открывалось все сразу, а целомудренно таилось в дымке прозрачных облаков, делало его милым, как девушку, которую любишь.
Иду домой, ветер бьет в ребра, а во мне ширится чувство какой-то парусности. Словно именно сейчас, стоит лишь слегка подпрыгнуть — и полечу я в небо. Туда, где облака мнутся, пожирают друг друга и рождают новые. Так и полечу — нелепым воздушным шаром в грязных ботинках с портфелем в руке. И чувство это такое сильное, почти как уверенность. Вот только не прыгну я. Потому что не полечу. А прыгающий на улице мужчина моих лет смотрится глупо. Так и иду дальше, а неосуществленный этот прыжок скручивает мерно зудящее раздражение в тугую пружину, натягивает курок будущего.
— Осталось мало времени. Если есть что-то, что ты хочешь сказать, говори сейчас. —
Кармазинный Жилет тяжело опустился.
— Я останусь с тобой, пока ты не умрёшь. Я-я люблю тебя.
— Хорошо. Не хочу умирать в одиночестве.
Её лицо скрывалось под шлемом, и я был за это благодарен. Если бы я мог видеть её слёзы,
то никогда бы не смог завершить петлю и оставить её навсегда. Свет заходящего солнца,
красным пятном зависшим в западной части неба, играл на кармазинном Жилете Риты,
окутывая её сверкающим рубиновым свечением.
— Долгий бой, Кейдзи. Уже закат.
— Он красивый.
— Сентиментальный ублюдок. — В её голосе чувствовалась улыбка. — Ненавижу красное
небо.
Это последняя вещь, которую она сказала.
Для чего на небе звезды?
Много толков я слыхал.
И решил загадку сам:
«Вероятно за отличье
Даны звезды небесам».
— Злость сжимает душу, и человек слепнет. Скажи, разве можно понять небо злому человеку?
— Ну, уж видит его всякий, и добрый, и злой.
— Он видит глазами, но не сердцем. Увидит и пройдёт мимо. И умрёт, не поняв ничего.
Зимнее небо было чистым. Я прекрасно видел созвездие Ориона. Наверняка там были и другие, но Орион — единственное созвездие, которое я знаю.
Любите каждый день в своей жизни,
Творя добро взамен не просите,
Ведь нам на это немного осталось,
Чтобы каждый след свой оставил.
Я верю в то, что через года
Мы осознаем мудрость в словах.
Все, что дано, цените, храните,
И небеса за все благодарите.
Cлайд с цитатой