Ненавижу, когда людей травят, и всегда выступаю за объективность.
Часто бывает так, что чем лучше знаешь человека, тем хуже ты способен его разглядеть. Он может оказаться настолько близко, что будет уже не в фокусе...
Ненавижу, когда людей травят, и всегда выступаю за объективность.
Часто бывает так, что чем лучше знаешь человека, тем хуже ты способен его разглядеть. Он может оказаться настолько близко, что будет уже не в фокусе...
Сильное скрытое воздействие, делающее нас менее восприимчивыми к нашей внутренней жизни, — это старый любовный роман западного общества с объективностью. Мы привыкли думать, что субъективное — синоним слишком сентиментального, ненадежного и опрометчивого. В результате мы пытаемся избавиться от наваждения быть самим собой — внутренне переживающими существом — и начать рассматривать себя как изделия какого-то детройтского конвейера, во многом взаимозаменяемые и совсем не ценящие те остатки уникальности, которые ускользнули от бдительного ока фабричного контролера.
Человек не может построить своё лучшее «я» иначе как на развалинах прежнего.
— Говорят, никогда не узнаешь человека, пока не сыграешь с ним в шахматы.
— И вы в это верите?
— На самом деле никогда не узнаешь человека, пока не одолжишь ему денег.
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.
Одиночество духа гораздо страшнее одиночества тела, которое можно насытить каким-то эрзацем, тогда как душа признает только подлинник.
Жаль, что людей нельзя отреставрировать, словно картины.
— Люди не ценят друг друга здоровыми, полными сил, а больные и тем более никому не нужны.
Я рассматривала людей, проходивших внизу. У каждого из них своя история, и она — часть еще чьей-нибудь истории. Насколько я поняла, люди не были отдельными, не походили на острова. Как можно быть островом, если история твоей жизни настолько тесно примыкает к другим жизням?
Человек чувствует, как тщетны доступные ему удовольствия, но не понимает, как суетны чаемые.