— Возраст?
— Он не так уж молод, чтобы ухаживать, но не настолько стар, чтобы волочиться.
— Сколько лет?
— Тридцать четыре. Мне не хочется говорить о ней плохо, но выглядит она на все тридцать пять.
— Невероятная разница.
— Представь себе — да! Я между тридцатью четырьмя и тридцатью пятью годами прожила прекрасные десять лет.
— Добрый вечер, мадемуазель Алиса. Что случилось?
— Видите ли... убийство, мадам.
— А он — жертва?
— Он? Что Вы? Он — полиция!
— Но кто убит?
— Мадам, я — инспектор... [кашляет]
— Извините, мадам, у него инфлюэнца... [обращается к инспектору] Рири, я скажу — здесь нужна женская деликатность. Мадам! О, какая прелесть! [восхищается шубкой мадам Роше] Песец, мадам! Вашего мужа зарезали!
Когда вы молоды, вы много страдаете и волнуетесь — все кажется очень важным и серьезным, но со временем все становится проще.
Когда нам двадцать лет, мы пляшем в самом центре жизни. Когда нам тридцать – бродим в пределах круга, очерченного жизнью. В пятьдесят – плетемся строго по краю, избегая смотреть как внутрь, так и наружу. А потом – и это привилегия детей и стариков – становимся невидимыми.
— ... но мой внутренний голос мне подсказывает...
— Как! У Вас ещё и внутренний голос?
Ему стукнуло тридцать: межеумочный возраст, когда ты слишком стар, чтобы быть молодым, и слишком молод, чтобы быть старым.
— ... но мой внутренний голос мне подсказывает...
— Как! У Вас ещё и внутренний голос?
Путешествия обогащают опыт молодых, но случается также, что они вносят смуту в душу пятидесятилетних старцев.
Средний возраст — это когда ты слишком молод, чтобы идти на пенсию, и слишком стар, чтобы получить другую работу.
— Я уже не ребёнок.
— Нет, ребёнок! Сколько тебе лет, кстати?
— Восемнадцать. Через месяц будет девятнадцать.
— Девятнадцать? Да как тебе не стыдно? — возмутилась бабушка.
— А что я такого сказала?
— Если уж ты не ребёнок, что тогда про меня говорить?
Cлайд с цитатой