Забытая мелодия для флейты

Другие цитаты по теме

Мы не пашем, не сеем, не строим,

Мы гордимся общественным строем,

Мы бумажные важные люди,

Мы и были, и есть, мы и будем.

Наша служба трудна изначально,

Надо знать, что желает начальник,

Угадать, согласиться, не спорить,

И карьеры своей не испортить.

Чтобы сдвинулась с места бумага,

Тут и гибкость нужна, и отвага,

Свою подпись поставить иль визу

Всё равно, что пройти по карнизу.

Нас не бьют за отказы, запреты,

Мы как в танках в своих кабинетах,

Мы сгораем, когда разрешаем,

И поэтому всё запрещаем.

Нет прочнее бумажной постройки,

Не страшны ей ветра перестройки,

Мы бойцы, мы службисты, солдаты

Колоссальнейшего аппарата.

Мы бумажные важные люди,

Мы и были, и есть, мы и будем,

Мы не сеем, не пашем, не строим,

Мы гордимся общественным строем.

Люся, я хочу спросить: вы, что тут охраняете? Какие секреты? Шли бы лучше в уличные регулировщики, всё какая-то польза была бы! Представляете себе, какое количество людей по всей стране тратит свою жизнь ни на что: выписывает какие-то пропуска, сторожит пустоту…

Мораль — это важничанье человека перед природой.

Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.

Человек не может построить своё лучшее «я» иначе как на развалинах прежнего.

Я забыл всё прошлое. Человек должен жить, только глядя в будущее!

В моем доме – две двери. Одна вход, другая выход. По другому никак. Во вход не выйти; с выхода не зайти. Так уж устроено. Люди входят ко мне через вход – и уходят через выход. Существует много способов зайти, как и много способов выйти. Но уходят все. Кто-то ушел, чтобы попробовать что нибудь новое, кто-то – чтобы не тратить время. Кто-то умер. Не остался – никто. В квартире моей – ни души. Лишь я один. И, оставшись один, я теперь всегда буду осознавать их отсутствие. Тех, что ушли. Их шутки, их излюбленные словечки, произнесенные здесь, песенки, что они мурлыкали себе под нос, – все это осело по всей квартире странной призрачной пылью, которую зачем-то различают мои глаза.

Иногда мне кажется – а может, как раз ОНИ-то и видели, какой я на самом деле? Видели – и потому приходили ко мне, и потому же исчезали. Словно убедились в моей внутренней нормальности, удостоверились в искренности (другого слова не подберу) моих попыток оставаться нормальным и дальше... И, со своей стороны, пытались что-то сказать мне, раскрыть передо мною душу... Почти всегда это были добрые, хорошие люди. Только мне предложить им было нечего. А если и было что – им все равно не хватало. Я-то всегда старался отдать им от себя, сколько умел. Все, что мог, перепробовал. Даже ожидал чего-то взамен... Только ничего хорошего не получалось. И они уходили.

Конечно, было нелегко.

Но что еще тяжелее – каждый из них покидал этот дом еще более одиноким, чем пришел. Будто, чтоб уйти отсюда, нужно утратить что-то в душе. Вырезать, стереть начисто какую-то часть себя… Я знал эти правила. Странно — всякий раз, когда они уходили, казалось, будто они-то стерли в себе гораздо больше, чем я… Почему всё так? Почему я всегда остаюсь один? Почему всю жизнь в руках у меня остаются только обрывки чужих теней? Почему, черт возьми?! Не знаю… Нехватка данных. И как всегда — ответ невозможен.

Соблюдающий заповедь злого дела не познает.

Кто-то из писателей сказал: «Те, кого мы любим, живут». Это правда. Человеческий век короток, но те, кого мы любим, — бессмертны.

Я рассматривала людей, проходивших внизу. У каждого из них своя история, и она — часть еще чьей-нибудь истории. Насколько я поняла, люди не были отдельными, не походили на острова. Как можно быть островом, если история твоей жизни настолько тесно примыкает к другим жизням?