Мы думаем, что идиотизм — это что-то такое, над чем можно смеяться... Нет! Это страшная разрушительная сила.
Очень грустно, все очень грустно — живем всю жизнь как идиоты и в конце концов умираем.
Мы думаем, что идиотизм — это что-то такое, над чем можно смеяться... Нет! Это страшная разрушительная сила.
Очень грустно, все очень грустно — живем всю жизнь как идиоты и в конце концов умираем.
Религия защищает в человеке человеческое. Она защищает человеческие ценности, человеческий образ. Развитие капиталистических отношений неминуемо приводит к овеществлению человека, к превращению человека в товар, к превращению человека в механизм, в вещь, в единицу обмена. И в этом смысле всем мировым религиям грозит такая же судьба — как то, что произошло с культами индейцев после колонизации. И это происходит. Они это понимают, у них нет паствы, у них нет ничего, и даже, собственно, капиталистам-то они больше не нужны. Их опиум бесполезен, он никому не нужен. Он нужен только человеку для сохранения своего человеческого облика.
Эти стихи, наверное, последние,
Человек имеет право перед смертью высказаться,
Поэтому мне ничего больше не совестно.
С пылающим лицом стоял он в темном углу, страдая из-за вас, белокурые, жизнелюбивые счастливцы, и потом, одинокий, ушел к себе. Кому-нибудь следовало бы теперь прийти! Ингеборг следовало бы прийти, заметить, что он ушел, тайком прокрасться за ним и, положив руку ему на плечо, сказать: «Пойдем к нам! Развеселись! Я люблю тебя!..» Но она не пришла.
Они восхваляют его, как самого Богобоязненного, как чистейшего из всех королей, как одного из самых любящих мужчин, и как умнейшего из правителей, что когда-либо вступали на Французский престол, но только я знаю, что все это лишь пущенная в глаза пыль, и ничего больше.
В два-три голоса
Мне говорили:
«Перед смертью
Он тихо всхлипнул... Чуть-чуть».
Слезы сжали горло.
These are the wonders of the younger.
Why we just leave it all behind
And I wonder
How we can all go back
Right now.