Политкафе.РФ

Другие цитаты по теме

Когда ты не такой, как все — ты быстро привыкаешь к человеческому идиотизму.

Религия защищает в человеке человеческое. Она защищает человеческие ценности, человеческий образ. Развитие капиталистических отношений неминуемо приводит к овеществлению человека, к превращению человека в товар, к превращению человека в механизм, в вещь, в единицу обмена. И в этом смысле всем мировым религиям грозит такая же судьба — как то, что произошло с культами индейцев после колонизации. И это происходит. Они это понимают, у них нет паствы, у них нет ничего, и даже, собственно, капиталистам-то они больше не нужны. Их опиум бесполезен, он никому не нужен. Он нужен только человеку для сохранения своего человеческого облика.

Они восхваляют его, как самого Богобоязненного, как чистейшего из всех королей, как одного из самых любящих мужчин, и как умнейшего из правителей, что когда-либо вступали на Французский престол, но только я знаю, что все это лишь пущенная в глаза пыль, и ничего больше.

В два-три голоса

Мне говорили:

«Перед смертью

Он тихо всхлипнул... Чуть-чуть».

Слезы сжали горло.

Рагнара всегда любили больше меня. Мой отец. И моя мать. А после и Лагерта. Почему было мне не захотеть предать его? Почему было мне не захотеть крикнуть ему: «Посмотри, я тоже живой!» Быть живым — ничто. Неважно, что я делаю. Рагнар — мой отец, и моя мать, он Лагерта, он Сигги. Он — всё, что я не могу сделать, всё, чем я не могу стать. Я люблю его. Он мой брат. Он вернул мне меня. Но я так зол! Почему я так зол?

Я как матрос, рождённый и выросший на палубе разбойничьего брига; его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнёт ли там на бледной черте, отдаляющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…

Я охотно повторяла парадоксы, вроде фразы Оскара Уайльда: «Грех — это единственный яркий мазок, сохранившийся на полотне современной жизни». Я уверовала в эти слова, думаю, куда более безоговорочно, чем если бы применяла их на практике. Я считала, что моя жизнь должна строиться на этом девизе, вдохновляться им, рождаться из него как некий штамп наизнанку. Я не хотела принимать в расчет пустоты существования, его переменчивость, повседневные добрые чувства. В идеале я рисовала себе жизнь как сплошную цепь низостей и подлостей.