— Говорят, не стоит пить красное вино в пустыне.
— Это погубило вавилонян, да?
— Ну-у, пара бутылок, и мы заговорим по-вавилонски.
— Говорят, не стоит пить красное вино в пустыне.
— Это погубило вавилонян, да?
— Ну-у, пара бутылок, и мы заговорим по-вавилонски.
— Иди сейчас поспи, пару часов, а потом звони, когда будешь мыслить трезво.
— Знаешь, что? Я-то, как раз, мыслю трезво. А вот ты нет, ты не можешь, потому что ты в миллионах гребанных миль отсюда, а я нахожусь здесь каждый день и я каждый день вижу все ужасы этой войны, которую ты и эти вероломные политики, сраные бюрократы, видите только на картинках! Так что не смей мне говорить, что я не в состоянии мыслить трезво!
— Слушай, Эд, Хани не доверяет тебе. Арабы помогают, только если доверяют. Нам нужно заслужить это доверие, понимаешь?
— Ты что, переехал туда жить? Мне плевать на всякие местные комплексы и на то, доверяет мне Хани или нет, в конце концов он скажет мне «спасибо».
В Бургундии гостям подносили 4 серебряные чаши с разными сортами вина. На первом кубке красовалась надпись: «обезьянье вино», на втором — «львиное вино», на третьем — «баранье вино» и на четвертом — «свиное вино». Эти четыре надписи означали четыре ступени, по которым спускается пьяница. Первая ступень веселит, вторая храбрит, третья оглупляет и наконец четвертая — оскотинивает.
Всего вина, выжатого из всех гроздей винограда на свете, не хватит, чтобы ревнивцу найти в нем полное забвение.
Если кто уверяет, что выпил шесть или восемь бутылок вина за один присест, то из одного только милосердия я буду считать его лжецом, не то мне придется думать, что он — скотина.
Вино — наш друг, но в нём живет коварство:
Пьёшь много — яд, немного пьёшь — лекарство.
Не причиняй себе излишеством вреда,
Пей в меру — и продлится жизни царство…