Сергей Григорьевич Островой

Ты ничего мне не сказала,

Ты только руку подала.

Ты только медленно с вокзала,

Чуть-чуть ссутулившись пошла.

И долго-долго вдаль глядела,

И все туда летел твой взор,

Где, сбившись с голоса, несмело

Вели колеса разговор.

Я видел всю тебя вначале,

Потом ты таяла вдали,

А паровозы все кричали,

Вагоны мимо шли и шли…

Ночная радуга вокзала,

Огней и странствий череда.

Ты ничего мне не сказала…

Ты все сказала мне тогда…

0.00

Другие цитаты по теме

«Бродить» может только один. Двое всегда «куда-то идут».

Только любовь может созидать, вдохновлять и излечивать. Только любящее сердце способно прощать и отпускать. Только тем, кто любит по-настоящему, дано познать откровение Жизни.

Но если говоришь, то говори без грубого и шаткого обмана: нас только двое посреди огромного, как небо, океана.

Любите искренне! А если чувствуете, что есть «но», не обманывайте себя и не давайте другому думать, что вы согласны на то, что однажды он вас предаст. Любое «но» в любви так или иначе приведёт к предательству.

Океаны ломают сушу.

Ураганы сгибают небо.

Исчезают земные царства,

А любовь остаётся жить.

Погибают седые звёзды.

Серый мамонт вмерзает в скалы.

Острова умирают в море,

А любовь остаётся жить.

Топчут войны живую зелень.

Пушки бьют по живому солнцу.

Днём и ночью горят дороги,

А любовь остаётся жить.

Я к тому это всё, что, если

Ты увидишь как плачут звёзды,

Пушки бьют по живому солнцу,

Ураганы ломают твердь, –

Есть на свете сильное чудо:

Рафаэль написал Мадонну,

Незапятнанный след зачатья

На прекрасном её лице.

Значит, день не боится ночи.

Значит, сад не боится ветра.

Горы рушатся. Небо меркнет,

А любовь остаётся жить.

Твоя гладкая кожа означает для меня то же, что для другого значат семья и родина, твои зеленые глаза сфинкса были для меня тем же, чем для других были Заратустра, зороастризм и веды; никто не смог бы так грезить от опиума, гашиша и кокаина, как грежу я, вдыхая аромат твоих волос; и никому сотерн, синяя малага или бенедиктин не приносили такого сверкающего золотисто-пурпурного опьянения, как мне – твое укутанное в валансьенские кружева роскошное тело!

Мы должны были найти друг друга в этом мире, каждый прожить все то, что прожили до нашей встречи, нырнуть с головой в любовь, вынырнуть, чтобы набрать воздуха в легкие, и, поняв, что и внутри любви можно дышать, взявшись за руки, отдаться течению любви и начать жить уже там, внутри этого чувства...

Ужиная с Фредериком О’Коннором, леди Кинсли внезапно поняла, что между ними принципиальные, сущностные различия. Удивительно, как она умудрялась не замечать этого раньше. Корректность, которую она ценила в нем, наскучила ей, тон беседы, как у старых добрых знакомых, показался леди Кинсли неприятно интимным. Она раздосадованно попрощалась.

– Почему посреди библиотеки железнодорожный вокзал?

– Вокзал также есть в Дикой Охоте.

– Какой шанс, что они связаны?

– Я бы сказала, высокий. Около 100%.

– Why is there a train station in the middle of the library?

– There's also a train station in the Wild Hunt.

– Any chance they're connected?

– I would say high. Like 100%.

Смех вдвоём — сколько в нём прелести и каверз! Не переоценить его могущества. Любовь и дружба, желание и отчаяние — ничему без него не обойтись.