Говорят, что кровь людская не водица — это то, что определяет, соединяет и становится нашим проклятьем.
— А подписывать кровью придётся?
— Зачем же кровью? Красными чернилами. Каким-то кровожадным вы меня рисуете, право.
Говорят, что кровь людская не водица — это то, что определяет, соединяет и становится нашим проклятьем.
— А подписывать кровью придётся?
— Зачем же кровью? Красными чернилами. Каким-то кровожадным вы меня рисуете, право.
— Каждый, кто сюда приходит — платит кровью.
— То-то я заметил, что на входе нет очереди.
— У меня есть разрешение на перевозку товаров, а если я это делаю ночью, то это мое дело.
— А кровь на вашем пирсе — тоже ваше дело?
— Там весь пирс в крови — это порт. Люди работают, наживка, рыба, кровь.
— И трупы?
— Отец, я возвращаюсь в церковь.
— Наделал же я своевольных детей!
— Что тут скажешь — во мне кровь упрямого дурня.
— Я тут подумал… Эта штука… Ну, в моей крови… Так может, я мог бы как-то передать её тебе?
— Я всё испробовала. Не получится.
— А ты всё… Ну там… Испробовала все варианты?
— Ты про секс. Да, пробовала.
— Сколько раз?
— Ну всё! [снова включает роботов]
— В тебе ещё есть любовь ко мне, верно? Где-то в самой глубине твоего бесчувственного сердца.
— Моя дорогая, даже сама Афродита не смогла бы создать столь отвратительный союз.