Василий Гроссман. Жизнь и судьба

Долгие муки проходит душа, пока годами, иногда десятилетиями, камень за камнем, медленно воздвигает свой могильный холмик, сама в себе приходит к чувству вечной потери, смиряется перед силой произошедшего.

0.00

Другие цитаты по теме

Надежда — худшее, что может быть у человека. Это вредный маленький дьявол: ты одинок, избит, сломан, подыхаешь... но она всё-таки проникает в твой мозг, заставляет тебя держаться. А потом реальность рассеивает надежду, и ты видишь, что большого смысла в ней нет, и она не нужна. Когда человек утрачивает надежду, он чётко видит свою судьбу. Только тогда он может принять смерть как равную себе. Аякс, например, усвоил этот урок. Выражение его глаз, когда он рассказал об этом месте... Хех, я всем им преподам тот же урок.

Когда мы теряем дорогого сердцу человека, вместе с ним навсегда гибнет незаменимая частичка нашей души.

Время втекает в человека и в царство-государство, гнездится в них, и вот время уходит, исчезает, а человек, царство остаются... царство осталось, а его время ушло... человек есть, а время его исчезло. Где оно? Вот человек, он дышит, он мыслит, он плачет, а то единственное, особое, только с ним связанное время ушло, уплыло, утекло. И он остается...

Самое трудное — быть пасынком времени. Нет тяжелее участи пасынка, живущего не в свое время.

— Не знаю, не знаю, — торопливо сказала она, — есть такой женский характер — якобы податливый, якобы жертвенный. Такая женщина не скажет: «Я сплю с мужиком, потому что мне хочется этого», а она скажет: «Таков мой долг, мне его жалко, я принесла себя в жертву». Эти бабы спят, сходятся, расходятся потому, что им того хочется, но говорят они совсем по-другому: «Это было нужно, так велел долг, совесть, я отказалась, я пожертвовала». А ничем она не жертвовала, делала, что хотела, и самое подлое, что эти дамы искренне сами верят в свою жертвенность. Таких я терпеть не могу! И знаете почему? Мне часто кажется, что я сама из этой породы.

Любила ли она его, любила ли только его любовь к себе?

Всё случилось быстро, как срываешь пластырь, делая вид, что тебе не больно. Смерть — она такая: она может за сорок восемь часов научить тебя большему, чем ты узнаешь за всю свою жизнь.

— Как ваши дела, Гэбриел? Вы хорошо спите?

— Просто отлично. Если честно, док, не мешали бы вы людям делать то, что они должны.

— Военные, получившие психологические травмы, склонны уходить в работу. Иногда, чересчур глубоко.

— ... А вы бывали в бою, док?

— Я видел, какими после него становятся.

— Теперь ясно, в чём проблема. Вы никогда не выбирали между жизнью и смертью. Лёгкое нажатие на курок — и душа расстаётся с телом. В одно мгновение живой человек превращается в кучку мяса. А представьте, что это был бы ваш друг, брат или отец. Тот, кто много раз спасал вам жизнь, вдруг исчезает из-за маленького кусочка свинца — оказывается в вечной тьме... Пишите, что хотите, док. Пусть поступают со мной, как вы решите. Скажите им, что у меня П. Т. С. Р. или другая дурь. Но когда такое случится с человеком из моей команды, я не стану всё обдумывать или менять решение. В этом случае я просто хочу найти виновного ублюдка и показать ему, что он не с теми связался. Мы делаем плохо только «плохим» людям. Чем раньше вы это поймёте, тем быстрее мы вернёмся к работе.

Мне иногда кажется, что человеческую жизнь определяют довольно большие сгустки энергии, которые вызываются смертями других людей. Это можно еще назвать чувством потери или как-нибудь по-другому.