Молодыми умирают только хорошие люди.
Как сказал однажды Дохлый, наверняка повторяя какого-то другого ублюдка: ничего не существует вне текущего момента.
Молодыми умирают только хорошие люди.
Как сказал однажды Дохлый, наверняка повторяя какого-то другого ублюдка: ничего не существует вне текущего момента.
Меня так и подмывало процитировать Джонни и сказать, что все мы теперь знакомые, а не друзья. У меня в голове крутилась эта фраза: «Мы все теперь знакомые». Похоже, она выходит за рамки наших личных торчковых раскладов: блестящая метафора нашего времени.
Иногда мне кажется, что люди становятся торчками только из-за того, что им подсознательно хочется немножко помолчать.
Я ласково улыбаюсь Джокки, в душе желая этой любопытной скотине немедленной насильственной смерти.
Когда ты на кумарах, то чуваки под кайфом наводят на тебя тоску смертную, потому что они целиком поглощены своим кайфом и все твои мучения им глубоко ***ать. Какой-нибудь «синяк» в кабаке хочет, чтобы всем вокруг было так же весело, как и ему, но настоящему торчку (в отличие от того, кто ширяется от случая к случаю и кому нужен «соучастник преступления») насрать на всех остальных.
Кажется, будто какая-то частица Томми уже умерла, и я её оплакиваю. Теперь я понимаю, что смерть — это не событие, а процесс. Обычно люди умирают постепенно, по нарастающей. Они медленно чахнут в домах и больницах или в местах вроде этого.
Я ощутил любовь к ним всем. К Метти, Картошке, Дохлому и Лесли. Я хотел сказать им об этом, но получилось только:
— Я сварю.
Если адвокаты и полицейские получают у меня разъяснения, то неужели мои самые близкие друзья, с которыми я постоянно общаюсь, не заслужили, чтобы я хотя бы попытался им это объяснить?