Мария Фариса. Бразилис

Вот и алтарь — место молитв и выдохов. Золотые колонны, лозой и цветами увитые, ниши с второстепенными персонажами, а наверху она, которая тоже должна быть второстепенной, но стала главною, сначала архангелом, потом людьми выбранная.

0.00

Другие цитаты по теме

Слышал про протестантов? Сюда они не должны проникнуть. На этой земле сердца всех верующих должны быть наши. А чтобы забрать сердца, сначала нужно разбить их. Теперь золотых завитков, картинок и истуканов мало. Статуи должны двигаться, говорить, водить глазами. Римский меч будет пронизывать рёбра Христа, а оттуда настоящая кровь капать. Марии будут рыдать солёной водой и тянуть к Спасителю руки…

Подошла ближе: симметрии — любимицы скудно одаренных — на барельефе не существовало. Листья винограда там ожидали нового порыва ветра. Подсолнухи цвели вразнобой, не хватало лепестков у ромашек, словно кто-то не закончил гадать «Любит — не любит».

Город пах запертой в сундуке тканью. Пах чёрным вином из зарытого под землёй кувшина. Встречные в шерстяных пончо глядели на меня, как Каин на брата. Мулатки скребли мётлами тротуар вдоль магазинов.

Сокровище выманивало своего искателя, делало ему жизнь на насиженном месте всё невыносимее. Тогда он начал готовиться к экспедиции. Терра Бразилис, земля опасная и искушающая, притягивала его, как Анна Болейн Генриха.

Мерседес глядела в медовое личико дочери, улыбалась ей в глазки, которые горели и днём и ночью, как у её отца, искателя индейских сокровищ. Знала: второй такой красавицы нет на свете. Нарциса, как бриллиант с древним жуком внутри, — редкость, потому предназначена для особого человека.

Солнце не появлялось. Ночные бабочки крали мёд из церковных ульев. Подземные реки то шумели, то затихали. Духи перекрёстков шептались, ожидая, пока пройдёт какой-нибудь одинокий путник. Кабра, вздыхая, дотачивал шестое предплечье с креплением-дыркой. Во время пасхальной процессии монах под платформой потянет за нитку, в самый неожиданный миг деревянный святой Пётр встанет и этой самой рукой перекрестит своих подопечных. Те в экстазе заплачут, упадут на колени, купят у священника очиститель для совести на последние деньги. Никаким мартинам-лютерам с их речами не разбить такой крепкий союз паствы и церкви.

Когда тоска по Исабель конским волосом перетянула сердце, только вино и спасало Кабру. На обезболивающее для души Дас Шагас истратил все накопленные на побег с возлюбленной рейсы. А без денег из Олинды была одна дорога — Кабра глядел на неё каждую ночь сквозь дыру в крыше.

Я не люблю церквей, где зодчий

Слышнее Бога говорит,

Где гений в споре с волей Отчей

В ней не затерян, с ней не слит.

Как упоительно неярко

На плавном небе, плавный, ты

Блеснул мне, благостный Сан-Марко,

Подъемля тонкие кресты!

Пять куполов твоих — как волны...

Их плавной силой поднята,

Душа моя, как кубок полный,

До края Богом налита.

Шаги настоятеля стихли. Послушник поглядел на небо: облака над землёй Бразилис были ленивыми и большими, не то что в родной Коимбре.

Вдруг ветер швырнул ему в ухо не то вой, не то песню. Давид поспешил на звук, прижался бровью к дверной щели: в сумрачной мастерской тощий негр снимал с дерева стружку и скулил, как щенок, которому телегой передавило лапу.

Давид открыл дверь, застыл на пороге. Не зная, как утешить страждущего, раскрыл книгу.

— Кто обопрётся на камень, не будет ни дрожать, ни сомневаться…

Кабра остановил стружку, поглядел на дверь и встретился глазами со своим камнем.

Священник кашлем между псалмами старался вернуть внимание паствы, но те глазели на статуи вместо того, чтобы слушать, что жить нужно тихо, прилежно перебирать копытцами в связке с другими волами.