Мария Фариса. Бразилис

Подошла ближе: симметрии — любимицы скудно одаренных — на барельефе не существовало. Листья винограда там ожидали нового порыва ветра. Подсолнухи цвели вразнобой, не хватало лепестков у ромашек, словно кто-то не закончил гадать «Любит — не любит».

0.00

Другие цитаты по теме

Вот и алтарь — место молитв и выдохов. Золотые колонны, лозой и цветами увитые, ниши с второстепенными персонажами, а наверху она, которая тоже должна быть второстепенной, но стала главною, сначала архангелом, потом людьми выбранная.

Город пах запертой в сундуке тканью. Пах чёрным вином из зарытого под землёй кувшина. Встречные в шерстяных пончо глядели на меня, как Каин на брата. Мулатки скребли мётлами тротуар вдоль магазинов.

Сокровище выманивало своего искателя, делало ему жизнь на насиженном месте всё невыносимее. Тогда он начал готовиться к экспедиции. Терра Бразилис, земля опасная и искушающая, притягивала его, как Анна Болейн Генриха.

Садись, задирай голову, смотри: всё выше тебя, а ты малютка, человечишко, прах, ничтожество, несовершенство. Perola barroca — жемчужина без оси, с наростом, с пороком. А теперь погляди на алтарь, на купол: в небесном саду золотые лозы, они алмазной росой покрыты. Хочешь попасть в этот мир после смерти? Веди себя, как мы говорим, и обязательно жертвуй. Твои деньги — вода для золочёных лилий, бархатная одежда для статуй, серебряные гвозди в ладони Иисуса, рубиновая кровь для его коленей. Отдавай десятину, если хочешь рая. Видишь, какой господь щедрый? Видишь, сколько в его саду богатства? Если будешь послушным, оно ждет тебя после смерти, человечишко, прах, ничтожество, несовершенство.

Мерседес глядела в медовое личико дочери, улыбалась ей в глазки, которые горели и днём и ночью, как у её отца, искателя индейских сокровищ. Знала: второй такой красавицы нет на свете. Нарциса, как бриллиант с древним жуком внутри, — редкость, потому предназначена для особого человека.

Когда тоска по Исабель конским волосом перетянула сердце, только вино и спасало Кабру. На обезболивающее для души Дас Шагас истратил все накопленные на побег с возлюбленной рейсы. А без денег из Олинды была одна дорога — Кабра глядел на неё каждую ночь сквозь дыру в крыше.

Шаги настоятеля стихли. Послушник поглядел на небо: облака над землёй Бразилис были ленивыми и большими, не то что в родной Коимбре.

Вдруг ветер швырнул ему в ухо не то вой, не то песню. Давид поспешил на звук, прижался бровью к дверной щели: в сумрачной мастерской тощий негр снимал с дерева стружку и скулил, как щенок, которому телегой передавило лапу.

Давид открыл дверь, застыл на пороге. Не зная, как утешить страждущего, раскрыл книгу.

— Кто обопрётся на камень, не будет ни дрожать, ни сомневаться…

Кабра остановил стружку, поглядел на дверь и встретился глазами со своим камнем.

Рассвет не наступал. Солнце задержалось над Старым миром: осталось погреть колонны Севильи; зацепилось лучами за каменные узоры на церквях Саламанки; застыло пересчитать овец на полях Азоров.

Кабра поглядывал в раскрытую дверь, руки работали сами. Нитка, которая раньше соединяла их с сердцем, повисла где-то в пустоте над желудком.

Я подошла к окну: Ору-Прету становился серым. Запотевали стёкла. «Странно, по дому совсем не скучаю». Подумала о своей квартире: деревянный пол, белые стены, самая необходимая мебель — из экономии, а не любви к минимализму. «Если получится выгодно продать статуи Кабры, переберусь в квартиру побольше и к центру поближе», — но эта мысль не порхала бабочкой, а каталась по голове бильярдным шаром.

Солнце не появлялось. Ночные бабочки крали мёд из церковных ульев. Подземные реки то шумели, то затихали. Духи перекрёстков шептались, ожидая, пока пройдёт какой-нибудь одинокий путник. Кабра, вздыхая, дотачивал шестое предплечье с креплением-дыркой. Во время пасхальной процессии монах под платформой потянет за нитку, в самый неожиданный миг деревянный святой Пётр встанет и этой самой рукой перекрестит своих подопечных. Те в экстазе заплачут, упадут на колени, купят у священника очиститель для совести на последние деньги. Никаким мартинам-лютерам с их речами не разбить такой крепкий союз паствы и церкви.