Для некоторых молчание является невыносимым испытанием, но он находил в одиночестве притягательную мрачную прелесть.
Виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все снизу доверху, в открытых — ни строчки.
Люди на улице сливались в серую массу. Серая масса сливалась с серым днем. Невзрачные одежды, блеклые лица, скупые движения, в которых читается боязнь. Желание всегда оставаться незаметными. И довольство от удовлетворения этого желания.
Я нахожусь здесь лишь по одной причине,
И все по той же причине я одинок.
Я здесь, чтобы yзнать, что музыка сможет
Сотворить через неделю, месяц, год.
Вот и все. Ничего более.
И вот стоящий здесь сегодня,
Я боюсь не yслышать нечто,
Просто замолчать навечно...
Отовсюду выползали сонные люди, с усилием покинувшие постельный уют. Шли на работу. И судя по выражениям лиц, обязанностями большинства было без защитных перчаток ведрами таскать дерьмо из одной бочки в другую.
По сути, главная его проблема заключалась в излишне глубоком самоанализе и в мазохистском наслаждении болью. Он никогда не уходила от страданий, наоборот, словно искал их и стремился исчерпать до дна. Запустить этот механизм могло все что угодно: и сущая мелочь, и что-нибудь серьезное. Иногда и повода не нужно было, хватало одного желание помучиться.
Я снова на набережной. Моё море. Я знаю, что его считают своим тысячи, если не миллионы. Но оно никому не принадлежит. Дарит такую иллюзию, чтобы нам стало легче, чтобы мы не чувствовали себя одинокими.
Внутренне я был одинок, но это меня не пугало — общение с близкими было равнозначно одиночеству. У меня рано появился свой внутренний мир, и мне было интересно жить в нем.
Cлайд с цитатой