Венедикт Васильевич Ерофеев

Мне не нужна стена, на которую я мог бы опереться. У меня есть своя опора и я силен. Но дайте мне забор, о который я мог бы почесать свою усталую спину.

В Московском университете я стал, во-первых, читать Лейбница, а во-вторых, выпивать. Я перестал ходить на лекции и семинары. Приподнимался утром и думал, пойти мне на лекцию или семинар? Думаю: на *** мне это надо, — и не вставал, и не выходил. Видимо, я не вставал, потому что слишком вставали все другие. Ну, идите вы, ***юки, думал я, а я останусь лежать, потому что у меня мыслей ***ща.

Невозмутимая истерия, но мне дорого обходится.

У него зато душа грамотная, душа — с высшим образованием.

Всё на свете должно происходить медленно и неправильно, чтобы не сумел загордиться человек, чтобы человек был грустен и растерян.

Дай мне силы, боже, пройти завтра мимо него и не плюнуть в лицо ему!

Степень бабьего достоинства измерять количеством тех, от чьих объятий они уклонились.

Если б меня спросили: как ты вообще относишься к жизни, я бы примерно ответил бы: нерадиво.

Виною молчания ещё и постоянное отсутствие одиночества: стены закрытых кабин мужских туалетов исписаны все снизу доверху, в открытых — ни строчки.